Туманы Авелина. Колыбель Ньютона (СИ)

Альберт приветливо махнул рукой кричавшему и, обойдя домишко, оценил заднее крыльцо как более надежное. Дверь перед ним распахнулась. На пороге стоял старичок лет восьмидесяти, а то и старше, аккуратно одетый, с редковатыми, но длинными седыми волосами.

— Чего вам надо? — грубо спросил он, оглядывая Альберта с ног до головы. — В Господа не верю, ничего не покупаю.

— Мне нужно поговорить с Фредом Балджером...

— Ну, я — Фред Балджер. Чем обязан?

Лаккара призвал на помощь всю свою выдержку — старикан оказался явно не из сговорчивых.

— Вы были последним, кто видел Лео Дробински перед смертью. Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.

Вредный дед ещё больше нахмурился.

— С чего вы это взяли?

— Охранник видел вас в тот день, вы вышли после восьми вечера. — Альберт старался говорить размеренно, контролируя речь. — Остановились поговорить с ним, забыли отметить имя и время своего ухода, но охранник — ваш старый знакомый, он вспомнил об этом эпизоде в разговоре с моим человеком.

— Чёрт бы побрал этого пиздюка!

Старикан экспрессивно взмахнул рукой.

Кисти его рук, перекорёженные артритом, напоминали клешни.

— Ну, ладно, пусть так. Я закончил работу в этот день поздно. Но это ещё не значит, что я был последним, кто видел Лео.

— Кабинет Лео был напротив вашего, а дверь он никогда не закрывал.

Старик посмотрел на Лаккару с интересом.

— Аппиец?

— Да, сэр.

— Лео был чокнутым упёртым придурком, но он мне нравился. Не нравилось только, что последнее время он стал лизать вам, аппийцам, задницы. Ничем не могу вам помочь. Убирайтесь.

С этими словами он уже собирался было захлопнуть дверь, но Альберт решительно шагнул вперёд:

— Вы ведь тоже журналист?

Балджер приосанился:

— Старейший работающий журналист, шестьдесят пять лет стажа, приятель, и что?

Альберт поднял ладонь в примиряющем жесте.

— Минуту. Выслушайте меня. Вы посвятили своей профессии более полувека. Неужели вам всё равно, что вашего коллегу-журналиста прихлопнули, как москита, чтобы поставить точку на расследовании, которое он вёл? Как насчёт корпоративной этики? Так-таки ничего не дёрнулось, когда узнали? — Альберт «включил» профессиональное давление. — В государстве, где принято дорожить свободой слова и свободой прессы, Лео Дробински убили именно потому, что его право на эту свободу было кому-то неугодно.

Старик хмыкнул.

— Чего вы мелете? Всем известно, что это было самоубийство. Ещё скажите, что я его убил.

— Не думаю, что в этом случае убийца был бы таким идиотом, наверняка он действовал бы куда более осторожно.

При этих словах Балджер польщённо ухмыльнулся.

Альберт продолжил:

— Так когда вы Лео видели в последний раз?

— Вы из полиции?

— Нет, я — друг Лео.

— Тогда я тем более не собираюсь с вами разговаривать.

— Только потому, что я — аппийец?

— Всё верно. Ребята вроде вас убили моего внука.

— Возможно, я его и убил. Нечего было вашему внуку делать на моей земле. — Фраза эта вырвалась у Альберта случайно, он тут же раскаялся. Это было слишком жестоко с его стороны, да и делу только мешало. Но вместо того, чтобы с ругательствами захлопнуть перед ним дверь, старик вздрогнул, фыркнул, как рассерженный пёс, и сделал шаг назад.

— А ну, заходите. Поговорим.

Альберт вошёл в небольшой коридор, неуклюже потоптался в тесной прихожей, ожидая, пока старик закроет дверь на замок, потом пропустил своего не очень радушного хозяина вперёд. Балджер провёл его в комнату, которая служила одновременно и кухней, и столовой. Обстановка была скромная, почти нищенская, но вокруг царила чистота. Балджер не опустился, следил и за собой, и за своим жилищем.

Фред предложил Альберту кофе — типичный орестовский жест гостеприимства, — и тот не захотел обижать старика отказом.

— Только если вы собирались заварить его и для себя.

— Сколько вам лет?

Альберт ответил. Балджер тяжело вздохнул и покачал головой:

— Мальчишки, мать вашу. Семнадцать лет назад вы были мальчишкой, и мой внук был мальчишкой...

— Фред, я погорячился...