— В тот день я не ответила на звонок своей сестры, — я никому не говорила об этом, даже моим родителям. Я передала последнее сообщение Мо, но не тот факт, что проигнорировала её звонок. Мне было слишком стыдно, но я почему-то почувствовала, что будет правильно разделить это с Джеком. — Я была слишком занята, подписывая бумаги на мой новый дом.
Джек хранил молчание. Может быть, он перебирал те же вещи, что и я: сценарии «что, если бы», через которые ты проходишь снова и снова, прокручивая их раз за разом в своей голове.
— Так вот почему ты это делаешь? — спросил он. — Продолжаешь её незавершенное дело? Потому что ты чувствуешь себя виноватой?
— Я не знаю, — призналась я. — Мы не всегда понимаем то, что делаем. Мы просто делаем это и надеемся, что нам станет лучше.
— Не знаю, как на счет «станет лучше», — Джек глубоко вздохнул и выпрямился, оттолкнувшись от стола. — Всё, что я знаю, так это то, что когда Схоластика вернула мне шляпу Лили, я не смог отказать ей. Все дело было в том, как она смотрела на меня — без ожидания, без осуждения. У меня нет угрызений совести, когда я говорю «нет» тебе, или Гоме, или ещё кому-нибудь, кто просит меня о чём-нибудь, потому что я не никому ничего не должен, включая объяснения. Но когда эта маленькая девочка посмотрела на меня, не прося, не говоря, что-то во мне ответило.
Голос Схоластики сливался с голосом Гомы на кухне, пока мы стояли в библиотеке. Вероятно, именно так звучало «Имение Кабури», когда Лили была жива — смесью молодого и старого, с проникающими через окна отдаленным гулом трактора и приглушенными разговорами персонала. Ветер подхватил запах кожи Джека — зеленых кофейных бобов и мягкой земли. Он был лёгким и тёмным, неуловимым, как и этот мужчина. Я могла продолжать наслаждаться моментом, но у меня было странное ощущение, как будто я стояла на краю чего-то глубокого и огромного, и мне нужно было отступить.
— Это мать Лили? — я подошла к одной из полок и взяла рамку. В ней была фотография Джека с красивой чернокожей женщиной. У неё была изящная, длинная шея, элегантная и гладкая кожа, и лицо, которое не нуждалось в макияже, чтобы подчеркнуть его красоту. Её черты излучали осмысленную уверенность. Джек обнимал её за плечо, пока она держала маленькую Лили перед камерой.
— Сара, — Джек взял рамку из моих рук и посмотрел на неё. — Она хотела отвезти Лили в Диснейленд, но я настоял, чтобы она приехала сюда, как и в предыдущие годы.
Он оставил всё остальное невысказанным, но было ясно, что Сара обвинила его в том, что случилось с их дочерью. По выражению его лица было ясно, что он не злился на её, потому что он тоже винил себя.
— Лили была нашей последней связью, единственным, что удерживало нас вместе. Я не разговаривал с Сарой после похорон.
Джек осторожно поставил рамку на полку.
Он так часто это делал. Каждое движение было кратким и выверенным, подобно тому, как он фокусировался на вещах, которыми он мог управлять, чтобы не быть затянутым в тёмный водоворот пустоты.
Пронзительный звон судейского свистка раздался из гостиной, где Бахати смотрел футбольный матч. Это нарушило странные чары, которые, казалось, были неуловимо сотканы вокруг Джека и меня.
— Мне пора, — сказал Джек. — Я нужен снаружи. — Он надел солнцезащитные очки и остановился у двери. — Мы отправимся в Бараку утром.
После того как он ушел, я села и наблюдала, как Аристотель отрывает маленькие кусочки салата из своей кормушки. Лучи солнечного света падали на темные полки вокруг меня. Только тогда я поняла, что меня окружают книги. Но ни одна из них не привлекла моего внимания, пока Джек был в комнате.
Глава 6
Когда мы покинули ферму, я покрутила записку Мо между пальцами. Капли утренней росы ещё блестели на листьях, как разбросанные по полю бриллианты.
—
Это был первый из стикеров Мо, который не был зачёркнут, и хотя теперь уже август, мы направились туда, где, как предполагалось, она должна была забрать ребёнка по имени Джума. Нам потребовалось полдня, чтобы добраться туда по грунтовым дорогам, которые вились среди высокой жёлтой травы.
Барака представляла собой скопление хижин с соломенными крышами, окруженных кустами терновника и тропинками, которые вели к небольшим полям кукурузы и картофеля. Жители деревни указали нам в сторону хижины Джумы, а затем вышли на улицу, прислушиваясь.
Я пыталась следить за разговором между Джеком и женщиной, которая сидела на корточках у костра, но они говорили быстрыми, короткими фразами на суахили.
К её спине был привязан ребёнок, и она готовила нечто, похожее на густую кашу. Цыплята клевали землю вокруг её ног, в то время как другой малыш спал в углу.
Разговор стал накаляться. Джек сидел рядом со мной на деревянном стуле, его прежняя сердечность исчезла. Он сгорбился, пытаясь поместиться в маленьком дымном пространстве. Женщина, мать Джумы, казалось, уклонялась от его вопросов и игнорировала нас. Было произнесено имя Габриэля. Женщина пожала плечами, покачала головой и развернулась спиной к нам.