Туманы Серенгети (СИ)

Мать Олонаны предложила мне кусок обугленного мраморного жира. Я знала, что нельзя отказаться. Дети трогали мои волосы и одежду, пока я ела. Мухи вились вокруг их ртов и глаз, но они, похоже, не замечали этого. Кто-то передал мне рог, наполненный кислым молоком. Я смочила губы в нём, но не пила. В пределах видимости не было ни одного туалета, и у меня не было никаких шансов сделать безумный рывок в кусты на тот случай, если бы оно не пошло мне впрок.

«Ты такая тряпка, Ро».

«Спасибо, Мо». Как будто мне сейчас нужно было чувствовать себя ещё хуже.

«Я всегда говорила, что тебе нужно почаще выходить и встречаться с людьми. Ты открываешь себя, когда путешествуешь».

Я проигнорировала её, но она упорствовала.

«Слабачка».

«Отлично!» Я яростно вцепилась зубами в мясо. «Счастлива теперь?»

Когда я была уверена, что она исчезла, я бы выплюнула его, но не хотела рисковать, оскорбив кого-либо. Я подумала о том, чтобы бросить его в темный угол, но моя секретная операция оказалась ненужной. В хижину вошла собака, обнюхивая женщин и детей. Я почесала ей ухо и скормила поджаренный кусок из своей руки, и она повернула голову к стене и не оборачивалась, пока не доела.

«Мне очень жаль. Мне очень жаль, оно немного пережевано».

Мой желудок забурчал, потому что я ничего не ела с тех пор, как утром мы покинули лагерь. Мать Олонаны улыбнулась и протянула мне ещё один кусочек козьего мяса.

«Дерьмо».

К счастью, прибыл автобус с туристами, и все собрались поприветствовать их. Джек вышел из инкайийика Олонаны вместе с ним и присоединился ко мне. Олонана схватил кучу кофейных зерен из мешочка и закинул их себе в рот.

— Он жуёт сырые кофейные зерна? — спросила я.

— Они жареные. Но да, он ест их целыми. Для энергии, — ответил Джек. — Иногда мораны используют их в длительных походах или когда они хотят не спать по ночам.

Олонана отвел Джека в сторону, пока я прощалась с его матерью. Остальные жители деревни танцевали приветственный танец для туристов. Некоторые пытались продать им браслеты и другие изделия ручной работы.

— Что он сказал? — спросила я, когда Джек вернулся. — Он выглядел довольно напряженно.

— Он передал мне сообщение для Бахати.

— Он хочет помириться?

— У него просто было два слова для него: Кассериан ингера.

— Разве это не то, что он сказал тебе раньше?

— Да. Это приветствие Масаи. Это означает: «Как поживают дети?»

— Я не знала, что у Бахати есть дети, — я остановилась у киоска на входе в бому. Он был заполнен красочными сувенирами ручной работы.

— У Бахати нет детей. Речь идёт не о его детях, ни о моих, и ни о чьих-либо ещё. Ты всегда отвечаешь Сапати ингера, что означает «Все дети здоровы». Потому что, когда у всех детей всё хорошо, всё хорошо и правильно в мире.

— Это красиво. И глубоко. Какие они странные замечательные люди, — возможно, я не могла нормально относиться к их обычаям или образу жизни, но я восхищалась ими за гордость и подлинность, с которыми они держались за своё богатое, жестокое наследие.

— Тебе нравится? — Джек указал на деревянную фигуру, которую я держала. Она была размером с мою ладонь, вырезанная в форме мальчика, играющего на флейте.

Он заплатил за неё, не дожидаясь ответа, и передал её мне после того, как женщина упаковала её для нас.

— Спасибо. Тебе не нужно было этого делать.

— Я вроде как должен. Это мой способ извиниться, — он смущенно потер шею.

— Извиниться? За что?

— Знаешь, когда эта капля воды упала на твою голову?

— Да? — я пошла быстрее, пытаясь идти в ногу с ним, когда он направился к машине

— Я не хотел, чтобы ты волновалась, но старуха плюнула на тебя.

— Старая женщина… — я резко остановилась. — Она плюнула… — я коснулась пятна на голове. Моя рука была сухой, но я уставилась на неё, ужаснувшись.

— Ты ей понравилась, — дыхание Джека сбилось, словно он пытался не засмеяться. — Это был её способ благословения.

Большинство людей испытывают неудобство в тишине, особенно когда ты знаешь, что кто-то вот-вот взорвётся. Джек не был одним из них. Он проигнорировал пар, идущий из моих ушей.

— Это ничего не изменит, — он открыл багажник, налил немного воды на тряпку и похлопал меня по голове. — Но так тебе будет спокойнее.

Я посмотрела на него, не сказав ни слова.

— Будешь? — он предложил мне пакет печенья.

Молчание.

— Будешь? — он бросил бутылку ананасового сока.

Моё возмущение рассеялось, потому что да. Да. Я умирала с голоду, и это заставило меня чувствовать себя гораздо, гораздо лучше.

— Друзья? — спросил он, открыв для меня дверь.

Я собиралась ответить резкой репликой, но вместо этого за меня решил ответить мой желудок. Диким рыком. К его чести, Джек сохранил серьезное выражение лица.

Я схватила печенье, прежде чем он сел в машину.

— Не поклонница местной кухни? — спросил он.