Тупик

— Послушайте, — закричал лидер либералов, как только открылась дверь. — Я категорически протестую! Свяжите меня с моим адвокатом, с моей семьёй. Я не миллионер, но разумную сумму готов отдать. — Он перевёл дыхание и жалобно добавил: — Почему вы выбрали меня? Что вам сделала моя партия или я лично?

Он ещё долго что-то бормотал, о чём-то просил.

— Вот вам бумага и ручка. Можете писать кому хотите — семье, газетам, адвокатам, в секретариат вашей партии… — сказала Ирма.

Через два дня в коттедж прибыли Франжье и некоторые другие руководители «Армии справедливости». Это были «судьи».

Первым судили Ларсона.

Его привели в наручниках в самый большой отсек подвала. Здесь под натянутым на стене знаменем «Армии справедливости» за покрытым зелёным сукном столом сидели пять судей. Все в джинсовых костюмах, в чёрных, наподобие ку-клукс-клановских, колпаках с узкими прорезями для глаз.

Среди судей была и Рика.

— Встаньте, Ларсон. Вы находитесь перед лицом революционного народного трибунала «Армии справедливости». Вам надлежит ответить за все ваши преступления…

— Какие преступления! Я не совершал никаких преступлений! — истерично закричал Ларсон.

— Не прерывайте прокурора! Список ваших преступлений велик: вы лично обогащались за счёт народа, вам лично принадлежат фабрики, магазины, где вы эксплуатируете труд тысяч людей. Но этого мало. Вы идеолог своего преступного общества, буржуазного общества, само существование которого уже преступление. Вы возглавляете партию либералов, партию обманщиков и лицемеров. Программа вашей партии — сплошной обман. Ваша цель — подавление пролетариата. Кроме того, вы не раз делали оскорбительные и клеветнические заявления в адрес «Армии справедливости», единственной подлинной силы, борющейся за торжество справедливости в нашем обществе…

«Прокурор» говорил ещё долго, и, когда он закончил, стало ясно, что нет и не было в истории страны более гнусного преступника, чем этот кругленький лысый человек, который, дрожа от страха и потея, стоял сейчас перед «судьями».

— Господа судьи… — пробормотал он, когда «прокурор» умолк.

— Здесь нет господ! — резко крикнул председатель суда. — Это вы представитель партии господ!

— Товарищи судьи, — ещё тише промычал Ларсон.

— Мы вам не товарищи! Называйте нас «граждане»!

— Граждане судьи! — неожиданно громко, в отчаянии закричал Ларсон. — Это безумие! Я не миллионер. Я, конечно, богатый человек. Но таких много в нашей стране. Я никого не эксплуатирую, никого не подавляю. Я обыкновенный представитель нашего обыкновенного буржуазного общества. Что касается программы нашей партии, — теперь он говорил увереннее (парламентская привычка брала своё), — то в существующих в нашей стране экономических и политических условиях она наилучший компромиссный вариант. Если наша партия придёт к власти, то увидите — рабочим и мелким служащим будет легче. Что касается нашей программы в области ликвидации дефицита, упорядочения закупочных цен на сельскохозяйственные продукты, то…

— Молчать! — стукнул по столу председатель. — Или вы воображаете, что выступаете в вашем прогнившем парламенте? Нас вам не обмануть, не надейтесь. Отправляйтесь в камеру и продумайте пункты обвинения. Они будут вручены вам в письменном виде.

Ларсона увели.

— Какое ничтожество! — в сердцах воскликнула Рика.

— Как и вся его партия, — презрительно заметил Франжье.

— Ничем не лучше правящей партии, кучки обманщиков и бездарностей, — добавил председатель.

«Суд» над Эстебаном оказался куда короче. Едва прокурор собрался произнести свою обвинительную речь, как Эстебан встал и громко сказал:

— Пошли вы к чёрту, банда убийц! Таких, как вы, надо стрелять и вешать. Да по сравнению с вами любая буржуазная партия выглядит прогрессивной. Плевал я на ваши цирковые номера. Отведите меня обратно в подвал и не беспокойте больше.

Все попытки вызвать его на дальнейшие разговоры к успеху не привели.

А в стране царило смятение. Как только в газеты и телеграфные агентства позвонили неизвестные и сообщили, что Ларсон и Эстебан арестованы в связи с тяжкими обвинениями, выдвинутыми против них «угнетённым большинством», и будут преданы суду «Армии справедливости», все первые страницы периодических изданий, все радио- и телепрограммы заполнили сенсационные сообщения: подробности похищений, меры, принятые полицией. «Из столицы перебрасываются воздушно-десантные подразделения», «Границы закрыты», «В столице введено осадное положение», — писали газеты. Сотрудники редакций не успевали отвечать на идиотские панические вопросы вроде: «Это правда, что началась революция? Действительно ли введён комендантский час? Кого ещё похитили?» и т. д. В школах отменили экскурсии и загородные прогулки, студенты собирали митинги, рабочие объявили предупредительную забастовку, полиция находилась в состоянии повышенной готовности.

Заместитель Ларсона по партии, который лелеял тайную надежду занять место Ларсона, гремел с трибуны: «Смертную казнь негодяям и убийцам! Чрезвычайные законы негодяям!» Лидеры правых партий требовали «правительства сильной руки, а лучше военного».