— Почему, непонятно, но дело теперь кажется еще запутаннее, — сказал он Глассу. — Хотя по опыту знаю: такое не редкость. Берешься за простенькое на первый взгляд дело и застреваешь. Через пару дней появляются улики, а с ними — сомнения. Потом что-то происходит, и трудностей как не бывало.
— Хотите сказать, что чем сложнее кажется дело, тем легче его расследовать? — уточнил дотошный Гласс.
— Примерно так, — кивнул Хемингуэй. — Когда путаница такая, что каждый новый факт противоречит предыдущему, становится по-настоящему интересно.
— Не понимаю. Я вижу лишь грех вокруг и глупую суету. Разве пристало праведнику такому радоваться?
— За праведников не скажу, скажу как простой полицейский: без греха и глупой суеты не стать бы мне тем, кем я стал, да и вам, дружище, тоже. Если прекратите терзать меня бесконечными библейскими цитатами — честно говоря, это грубое нарушение дисциплины — и сосредоточитесь на расследовании, принесете себе только пользу. Глядишь, и повышение получите.
— Я не ценю мирские почести, — мрачно отозвался Гласс. — «Человек в чести не пребудет, он уподобится животным, которые погибают»[39]
.— Вам надо витамины попить! — раздраженно заявил Хемингуэй. — Немало нытиков я на своем веку перевидал, но вы вне конкуренции! Что вытрясли из своего друга дворецкого?
— Ему ничего неизвестно.
— Ерунда! Дворецким всегда что-нибудь известно.
— Симмонсу неизвестно. Только резкие слова, которые в тот вечер погибший сказал своему племяннику.
— У молодого Невилла есть объяснение, — задумчиво отозвался сержант. — Но я не слишком ему верю. По-моему, он первостатейный враль.
— «Лживый язык — только на мгновение»[40]
, — с мрачным удовольствием изрек Гласс.— Так считают лишь наивные. Вы по-прежнему утверждаете, что человек, которого вы тем вечером встретили у Флетчеров в саду, был с пустыми руками?
— Вам угодно, чтобы я изменил показания? — Гласс с осуждением взглянул на сержанта. — А ведь «что молот и меч и острая стрела, то человек, произносящий ложное свидетельство против ближнего своего»[41]
.— Лжесвидетельствовать вас никто не просит! — разозлился сержант. — По мне, вы хуже любых стрел и молота, если их использовать как оружие. Однажды я просил вас не дерзить, а сейчас терпение лопнуло. Подождите! — велел Хемингуэй, посреди тротуара вытащил записную книжку и стал листать. — Я тут выписал кое-что специально для вас. Знал, что пригодится… Вот! «Человек, который, будучи обличаем, ожесточает выю свою, внезапно сокрушится. — Хемингуэй полюбовался действием своего контрудара и, довольный, дочитал до конца: — И не будет ему исцеления»[42]
.Гласс поджал губы, но после недолгих колебаний произнес:
— «Погибели предшествует гордость и падению надменность»[43]
. «Беззаконие мое я сознаю, сокрушаюсь о грехе моем»[44].— Отлично! — Хемингуэй спрятал блокнот в карман. — На том и порешим.
— «Беззакония мои превысили голову мою, как тяжелое бремя отяготели на мне»[45]
, — тяжело вздохнув, посетовал Гласс.— Ну и хватит об этом, — чуть смягчился Хемингуэй. — У вас появилась скверная привычка, от которой нужно избавиться. Простите, если я был с вами резок. Забудем, и все.
— «Лучше открытое обличение, нежели скрытая любовь»[46]
, — по-прежнему грустно напомнил Гласс.Что тут скажешь? У Хемингуэя на языке вертелись одни богохульства. Он знал: Гласс ответит на них очередной цитатой, поэтому сдержался и зашагал дальше в напряженном молчании.
Шедший рядом Гласс явно не подозревал, что прогневал сержанта.
— Орудие убийства вы не обнаружили. О чем я вас предупреждал, — сказал констебль, когда они свернули к участку.
— Вы не ошиблись, — отозвался сержант. — Орудие убийства я не обнаружил. Зато обнаружил нечто, что вы заметили бы еще два дня назад, будь у вас хоть капля мозгов.
— «Сдерживающий уста свои — разумен»[47]
, — парировал Гласс. — Что же я просмотрел?— Впрочем, возможно, это и не ваша оплошность, — проговорил Хемингуэй, стараясь быть справедливым. — Часы в передней на минуту отстают от часов в кабинете покойного Эрнеста, которые идут синхронно с вашими. Более того, по словам мисс Флетчер, отстают они уже давно.
— Это важно для расследования? — осведомился Гласс.
— Конечно, важно. Хотя дело ничуть не проясняется. Как я и говорил, в расследованиях вроде этого постоянно всплывают новые факты, опровергающие рабочую версию. Судя по всему, человек, которого вы видели — мы считаем, это Карпентер, — и совершил убийство.
— Пожалуй, — согласился Гласс.