Один из таких концертов, где кроме наших двух групп также выступали «Чудо-Юдо» и «Дети Кеннеди», назывался «День рождения Джонни Роттена». Организовывала этот волшебный фестиваль, а также некоторые другие мероприятия, типа фестиваля «Под елкой», где мы также играли, хрупкая девушка по имени Лана Ельчанинова. В будущем известный DIY-панк-деятель, хозяйка культовых подвальных панк-клубов «Хо Ши Мин» и «Клуб им. Джерри Рубина». «День рождения Дж. Роттена» собрал немалое количество публики, но атмосфера изначально была накалена, как-то все было не очень кайфово. В итоге в самом начале концерта какое-то чмо в зале перепилило ножом «фронтальную кишку» (кабель, который подается с пульта на порталы для звукоусиления в зале), тянувшуюся прямо по полу. Выступать было невозможно, звук остался только на сцене, в комбах и мониторах. Лана была в шоке, народ требовал рок все настойчивее и настойчивее, и тогда Майк предложил развернуть мониторы в зал, дать туда мощи, насколько это возможно, переставить гитарные и басовые комбы ближе к сцене и раскачать их на всю. Таким образом концерт был хоть частично (кто-то из групп так и не выступил), но спасен.
Примерно с начала декабря мы начали готовиться к выступлениям на Малой спортивной арене, в концертах-съемках теле-шоу «50×50». В то время это была популярная программа, формат ее был примерно таков: половина артистов была из топа, другая половина – новички. Музыкально большая часть выступавших была из поп-тусни, но встречались и редкие исключения. Мы оказались в программе благодаря лоббированию рубановской мамани. Она когда-то училась вместе с хозяйкой шоу в эстрадно-цирковом училище и замолвила словечко за группу сына.
Поначалу нам гарантировали, что «исключительно для нас» в Лужниках будет возможность живого подключения, т. е. выступления НЕ под фонограмму. У остальных участников даже не возникало вопроса, для всех них «фонограммные» выступления были обычной практикой их бизнеса. Чуть позже нам все-таки порекомендовали сделать запись 3–4 песен «минус один», т. е. инструменты под «фанеру», а вокал живьем. Мы, стиснув зубы (но до конца не веря в то, что нам все-таки придется прыгать по сцене неподключенными), поехали на студию киностудии им. Горького, где и зафиксировали четыре песни впервые на «настоящей» студии. Это были «Четыре таракана», «Когда звонит Биг-Бен», переделка вроде бы испанского стандарта Tico Tico и I’ll Fuck my king in the Ass.
Нам предстояло более двух десятков выходов на сцену за две недели съемок (тогда сборные концерты на стадионах могли идти две недели практически с одним и тем же набором выступавших), по выходным планировалось по два концерта. Компания также подобралась что надо! Светлана Лазарева и «Мальчишник», «Сектор Газа» и «Демарш», «Кар-Мэн» и Наталья Гулькина. Мы перезнакомились со множеством артистов, причем пафосные и вроде бы заносчивые поп-музыканты оказывались на поверку компанейскими людьми, легко идущими на контакт, и наоборот… После одного шоу я возвращался домой на метро и вдруг заметил, что в моем вагоне едет еще один участник концертов, чувак из «Мальчишника» (все мы его знаем теперь под именем Дельфин). Я на бодряке пересел к нему с телегой сорта: «Привет, ты что, тоже где-то по этой ветке живешь?» Ха! Чувак покосился на меня, плюнул сквозь зубы что-то малоразборчивое и пересел на другой диван. Хуйли, они уже стояли в начале большого пути, ходили под Айзеншписом и все такое. Он мог и не опознать во мне участника тех же концертов, в которых выступал сам. Легко мог подсесть на измену типа той, на которую сейчас подсаживаюсь и я, когда ко мне в метро подходят нетрезвые челы с целью узнать, а не Дима ли часом меня зовут.
ОК, в Лужниках мы чувствовали полнейшую свободу для панк-отрыва и беспредела, чем, собственно, и занялись. По прошествии примерно половины концертов нам начали делать замечания, настойчиво предлагая «не хулиганить».