Мы выступали в «Секстоне», играя с группами нашего уровня, иногда – как часть связки «Ва-Банкъ» – «НАИВ» – «Четыре таракана». Фэны, ходившие на такие концерты, принимали нас очень тепло. Люди знали некоторые песни, кое у кого был наш альбом, к тому же мы играли много каверов Pistols и Ramones, а людям это нравилось. Так же как и в «Отрыжке», секстоновский зал был отделен от сцены металлической решеткой, и фэны в экстазе прыгали на нее и карабкались наверх. Удивительное зрелище – ты играешь, а прямо перед тобой в воздухе в вертикальном положении висит несколько орущих рыл.
Также концерты шли в подвальчике хошиминовского клуба, и иногда – в некоторых ДК. Лана Ельчанинова делала зимой два мощных феста, один в декабре, панк-фестиваль «Под елкой», и второй – 2 февраля, в день рождения Джонни Роттена из Pistols. И хотя сцена в последнее время весьма укрепилась, стала разнообразной и мощной, тем не менее публика стала исчезать. Я и сейчас не могу с точностью назвать причины такого оттока людей от андеграундного, клубного рока. Если на концерты в «Отрыжку» людей собирали одной, зачастую рукописной афишей на дверях офиса Рок-лаборатории (и было-то это меньше года назад), то теперь приходилось убивать город афишами и брать билеты на реализацию у организаторов концертов. Я знаю, что такая практика организации клубных мероприятий существует до сих пор, однако очевидно, что сейчас это происходит из-за нежелания некоторых нечистоплотных клубных промоутеров работать, просто делать свое дело. Мы всего два раза участвовали в концертах, где для того, чтобы выступить, было необходимо распространять билеты среди своих друзей. Тогда это было насущной необходимостью. В огромной Москве существовал один-единственный рок-клуб, а организация концертов в ДК уже начала стоить огромного бабла. Наступила пора полупустых залов и концертов для 17 билетников и 10 приглашенных. Фестивали собирали немыслимые разностилистические солянки. Организаторы, не имея возможности чутко реагировать на изменившуюся ситуацию, прогорали и уходили из этого стремного бизнеса. Жизнь почти встала. Выступать в «Секстоне» каждую неделю было невозможно, и тенденций к улучшению ситуации не наблюдалось.
Тем временем «Ногу свело!» были готовы записывать новый альбом. Парни много работали, парились над аранжировками, потихоньку начинали думать о духовой секции в составе банды. Все песни были суперскими, однако ничего не предвещало столь мощного взлета, который, как оказалось, уготовил им «Хару Мамбуру».
«НАИВ», записав и выпустив на виниле «Пива для “НАИВа”», собирались в европейский тур. Мы же по очереди косили от армии и подумывали о том, что было бы неплохо заменить гитариста. Воробей перестал прогрессировать в последнее время, и его подача и манера уже не могли адекватно отражать новые петуховские песни. Однако со всем этим можно было смириться или же попытаться исправить. Было одно НО. Пит сильно сдружился с Русланом Ступиным, эти «старый» и «молодой» составили неразлучную парочку. Два гиперталантливых музыканта, им было интересно друг с другом, интереснее, чем с кем-либо еще. Денис к тому моменту стал практиковаться в игре на бас-гитаре, заметно прогрессировал день ото дня и много джэмовал с Русланом у того дома. По всей видимости, именно общаясь со Ступом, Пит начал обламываться от воробьевской игры. Так или иначе, в один момент Денис обозначил проблему, поставив вопрос крайне жестко: «Мне нечего делать в одной группе с таким гитаристом».
Мы сделали выбор. Воробью пришлось покинуть группу. Вскоре после этого он ушел в армию (единственный из нас, он даже не пытался откосить), где попал в какие-то полументовские войска, что и определило род его дальнейших занятий.
После демобилизации Димон начал работать в милиции и, насколько я знаю, продолжает заниматься чем-то подобным по сей день. Я крайне редко вижу его, такие случаи можно пересчитать по пальцам. Я, к сожалению, очень мало знаю о его теперешней жизни.
Новым гитаристом стал первый же парень, приехавший на прослушивание. У нас были общие друзья, поэтому я сразу же вспомнил о нем. Парня звали тоже Дима, по фамилии Самхарадзе, и он оказался первым музыкантом в «Четырех тараканах», жившим не на Кутузовском. Димон был несколько странным челом, правда, поначалу это было не очень заметно. Например, мы долгое время не знали его настоящей фамилии. Он почему-то шифровал ее от нас, называясь Петровым.
Он был частью собственной бауманской тусы, на личном, не всегда нам понятном чувстве юмора и несколько чуждых приколах. Все это некоторое время не давало нам достичь полного взаимопонимания в группе. Однако гитаристом Димон был отменным, с мощной металлической подачей и профессиональной школой. Его музыкальные и гитарные пристрастия простирались на весь спектр хеви-музыки, от AC/DC и Cult до Metallica и Anthrax. Он играл четко, ровно, с мощной атакой.