Турецкий караван

— Это был пятнадцатый год, весна была! Уже посеяли, когда слышим в долине дикий рев. Будто река прорвалась. Но это банда жандармов охотится. Ты мужчина? Так получай пулю или нож! Или с карниза столкнут в пропасть. Или в колодец. Парней ловили на улицах… Братья мне говорят: мы побежим в горы и будем защищаться, а ты надень женское платье и с матерью и сестренкой иди навстречу русской армии; останемся живы — придем в Эчмиадзин, к Эривани. Несу маленькую сестренку, беру мать за руку, бежим долиной Аракса до Эчмиадзина. В деревнях просим у людей милостыню. Мама до одной деревни не дошла, на дороге упала, умерла… Потом в Эчмиадзин пришел земляк, сказал, что мои братья побиты. Я двинулся дальше, в Елизаветполе сестренку отдал в приют, а сам попросился в русскую армию… В армию взяли, послали на заготовку продовольствия и фуража, — ведь я знаю турецкий, могу с населением говорить.

— А русский почему хорошо знаешь?

— Дядя мой жил в Эрзеруме. Я там учился. В школе эфенди Санасаряна. Армянский учил, турецкий учил. А учитель говорит: «Дети, учите и русский: тут у нас мусульмане, и надо знать турецкий, а тут Россия, и надо знать русский; русские наши защитники; в русских войсках есть армянский карабахский полк; вместе воевать — надо знать язык…» Я взялся учиться, учитель дал книги. Русские люди приезжали в Эрзерум, я и у них учился. Имел много русских книг. Дядя хотел ввести меня в торговлю, чтобы ехал за товарами в Россию…

— Вот и меня один человек, Хоромский, определял в торговлю! Но он из тех, кто кланяется да за пятки хватает.

— Русские купцы и к нам приезжали, я был переводчиком. Один купец приехал с дочкой, хотела путешествовать, как Пушкин, и хотела изучить турецкий язык, а я изучал русский, и вот мы переписывались: она мне — на турецком, я ей — на русском. Она жила в Грузии… В форме русского солдата я дошел до Трапезунда. Все тут думали, что я русский, а узнали бы, что армянин, то — голову долой. Два миллиона человек погубили.

— Верно это?

— Весь мир об этом кричит! Только ты не знаешь.

— Кто виновный-то? Вот в чем вопрос.

— Кто убивал, тот и виновный! Что было дальше? С русской армией мы стали возвращаться в свои деревни. Я заехал в свою, так даже родных могил не нашел. «Ну что, Кемик, — спрашивают меня жители, — теперь будешь мстить за братьев? Но мы, — говорят, — не виноваты. Это банда Арслана». Я ответил: не мстить, а за свободу Армении буду драться, вместе с русскими. Мечтал, что Кавказская армия займет всю Армению. Но в конце семнадцатого эта армия ушла из Восточной Турции, потекла на север. Я плакал тогда: зачем уходим? Ездовой при складах у меня говорит: «Четыре года не видел дома своего. Война убивала нас. Довольно! Мы кончаем войну, идем домой». Конечно, каждый хочет видеть свой дом. Но султанские паши тогда перешли границу, стали занимать наши города. Никого не пощадили!..

Это была преступная авантюра султанского правительства, триумвирата — Талаат-паша, Энвер-паша, Джемаль-паша. Талаат вел травлю Советской Республики, постоянно твердя, что любая Россия, царская ли, советская, останется кровным врагом турецкого знамени. В конце семнадцатого Совнарком заявил: войну прекращаем, конец войне — а триумвират перебросил с Европейского и Месопотамского фронтов на Кавказский десять дивизий из всех сорока пяти. Восемнадцатый год, подписан Брест-Литовский мирный договор, подписан и Турцией, однако турецкие войска Энвер-паши оккупируют Эрзерум, Сарыкамыш, Ардаган, Карс, Батум… Осенью они ворвались в Баку, разграбили город, учинили расправу — убили тридцать пять тысяч человек. По велению командующего Восточным фронтом, одного из султанских пашей, разрушены села и города, через которые прошла его армия.

Кемик не делал большого различия между султанскими правителями и кемалистами, ведь и те и другие — турки, армянских детей оставили сиротами.

— Но твоя сестренка, Кемик, ты говорил, в приюте?

— Когда наш эшелон остановился в Елизаветполе, я соскочил, сестренку из приюта подхватил и стал пробираться с нею в Тифлис. Думал, зайду к дочке русского купца. Пришел — никого нет, уехали за границу. А паши наступают, надо спасаться. Оставляю сестренку мою, Маро, у одной старухи, которая сказала: «Я одинока, оставь мне ее, а сам пробирайся в Крым, в город Армянский Базар, там наши родственники». Я добрался, родственников нет, но вижу добродушный крестьянский народ. Я — в ревком. Спрашивают: «А не пойдешь ли, товарищ, в партизанский отряд? За бедняков повоюешь с кулацкими наймитами». Я записался, получил винтовку… Был бой под Керчью, а потом мы стали отступать под натиском корпуса генерала Слащева. Отступили за Днепр, и наш отряд влился в Красную Армию. Воевал я на польском фронте, а потом против Врангеля, а после него попал вот в эту школу… Такая моя история. Теперь, когда поедем в Закавказье, возможно, найду Маро…