Турецкий караван

Вчера в культпросвете Ваня не стал читать эту статью: голова гудела, мечтал об ужине и махорке. А теперь взялся… «По ту сторону…» — это в Турции. Султан в мировой войне стоял вместе с германским кайзером, вместе и проиграли, султан Антанте сдал государство, столицу и проливы из моря в море. Антанта взяла самого его вроде под защиту, а государство поделила…

Шевеля губами, Ваня читал незнакомые названия. Месопотамия, Аравия, Палестина — эти края достались Англии. Сирия и другие — Франции. Теплый город Смирна и вся губерния — Греции. Адалия и десять островов — Италии. Турецкое плоскогорье между морями, где турки-земледельцы и пастухи живут, называется Анатолия. Всю ее поделила Антанта. Дороги, сады, табаки, финансы — все взяла, и ангорских коз, и морские порты…

Ваня читал угрюмо, а стало веселей, когда дошел до слов о том, что в глуши, в той самой Анатолии, восстали мужики — партизаны, сорганизовались и боевые офицеры — спасать страну. И вождь у них — Мустафа Кемаль-паша. «Паша» значит генерал, но этот не обыкновенный. Султан остался без войск, без подданных, без денег: не золото блестит перед ним — английский штык. Антанта старается рассеять армию Мустафы Кемаля, развернулась в боях. Англия снарядила Грецию, войска высадились с кораблей на побережье… А с восточных гор на турок кинулись было и армянские дашнаки, с английским оружием кинулись, и тут война. Но дашнаков жестоко побили турецкие войска Карабекир-паши, крайне жестоко. Красная Армия подоспела, в Армении установилась Советская власть, и тогда тут стало спокойно. А вот с греческим воинством сладу нет, лезет, подбирается к городу Ангора[1], где ставка Мустафы Кемаля. Этим летом сам король Константин повел войско, далеко вышел за Багдадскую железную дорогу, совсем уже было подобрался к Ангоре. Но отбиваются турецкие аскеры — солдаты, мужики. Большой кровью — уже тысячи полегли.

Что же получается? Ваня перечел: «Эти события с точки зрения общих перспектив мирового революционного движения имеют огромный интерес…» Как будто бы теперь и турецкий мужик — пришло время! — взялся за оружие, счастье-землю добывать?

А не почуял ли этот мужик свою какую-то мусульманскую братчину для общего использования земли?

Тогда еще не знал русский молодой боец про суры Корана, учение Магомета о том, что земля принадлежит ее творцу — аллаху, а тень аллаха на земле — султан-халиф, и спорить с этим совладельцем восточный крестьянин не может. В компании с аллахом крепко держат землю помещик и мечеть — для себя. Не знал этого Ваня, и стал лелеять свою, необходимую ему, мысль: братчина повсюду. Ведь нет иного выхода из бедности и страданий нигде.

Если за морем где-нибудь найдется к братчине выход, и еще где-нибудь, то получится большая выгода для всех народов в мировом масштабе. Недаром пишется лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Красная Русь, кончив с нэпом, пережив его, разом войдет в свою коммуну, лучше какой не бывает. Тогда вот воспрянет и отчая деревня Шола.

Так рассчитал… Сперва, допустим, надо, чтобы турецкий мужик очистил свою землю от завоевателей, как поле очищают от камней, как в России это сделал народ, все народы, и украинский…

Зароились вопросы: султан, значит, в Константинополе отдельно, Ангора — отдельно? Султан вроде бы все царствует? На каком же тогда положении Мустафа Кемаль-паша? Ведь именно он сражается с Антантой! Значит, султан — что?

…Когда вернулся Кулага, Ваня сказал:

— Конечно, положение… И что делать-то будем там?

Вдруг открылась дверь, дежурный — Кулаге:

— Фома Игнатьевич, командующий приехал, всех вызывает!

Вслед за враз вытянувшимся Кулагой Ваня вошел в длинную комнату с одним окном. У стены, давая проход, теснились красноармейцы, ряд стульев пустовал, только два командира сидели с папками в руках. За столом же у окна — дежурный секретарь, видимо всегда готовый вскочить.

Дверь из коридора открылась, порог быстро переступил человек с круглой бородкой, обрамлявшей светлые щеки. Сам — в красноармейской, без знаков гимнастерке, не туго подпоясан. На нем фуражка со звездой. Высокие — выше колена — голенища сапог, а ноги кривоваты — кавалерист. Ваня узнал Фрунзе: видывал его издали на смотрах… Когда вошел, все встали смирно. Он кинул руку к фуражке и, чуть припадая на ногу, проследовал в свой кабинет. Оттого ли, что прихрамывал, либо оттого, что лицо светлое, Ваня смотрел на него сочувственно.

По очереди в кабинет прошли военные с папками. Потом дежурный секретарь пригласил всех сразу — человек двадцать красноармейцев, среди них Ваня, а также подошедших командиров.

Командующий с непокрытой головой стоял за письменным столом лицом к входящим, держался прямо. Ваня присмотрелся теперь вблизи: подстрижен ежиком, под усами смешка не видно, однако в голубых глазах все открыто. Ваня поразился, до чего лицо у Фрунзе чистое, а глаза такие добрые, и как это пристало боевому командиру с маузером на боку. Никакой суровости!!

Вот он что-то записал в тетрадку, поднял глаза. Голос совсем тихий:

— Вижу, больше всего охраны тут, бойцов. Товарищ Кулага, все ли?