Туристический сбор в рай

Мужчина ударил Ефимова, впрочем так – только ткнул легонько в лицо, но языковеду этого было достаточно. Истощенный многомесячным стоянием на посту, вечно простуженный, он упал в траву и захлопал глазами, как ребенок, которого вроде и есть за что наказывать, а вроде и не за что. Из носа потекла струйка крови. Только разбитых интеллигентских очков не хватало…

Сам мужчина тотчас пожалел о содеянном. В сердце кольнуло. Он еще никогда не бил стариков. И не собирался. Господи, как же это вышло-то!..

– Дочь говорит, что вы уже много месяцев ее преследуете, – растерянно развел он руками.

Ефимов приподнялся на колени, а потом с помощью протянутой руки отца девочки встал и, похлопав по карманам, отыскал носовой платок.

– Так никакого злого умысла…

Что-то мужчину мучило в сложившейся ситуации. Ему даже показалось, что он сделал сейчас что-то гадкое. Что он не расслышал в пожилом человеке искренности, поступил как все и унизил его.

– Простите…

– За что же? – спросил, хлюпая носом, Ефимов, задрав голову и промакивая кровь найденным платком.

– Пойдемте к нам. Жена поможет привести вашу одежду в порядок.

Ефимов всплеснул руками, отнекиваясь: мол, и так причинил столько волнений, что домой доберется и там уже жена приведет его в чувство… Он коротко глянул на окно, в которое за ситуацией внимательно наблюдала девочка. Ему казалось, что лицо ее раскраснелось, что она плакала.

– Поеду… Поеду восвояси…

– Только не возвращайтесь больше! – попросил отец Кристины. – Сами понимаете… Как-то все странно это… И извините еще раз…

– Все нормально, кровь уже не идет…

До полуночи Татьяна врачевала ефимовские раны, полученные на поле боя любви, а потом читала мужу вслух набоковскую «Лолиту», а он фыркал, местами искренне, приговаривая: «Фу, как неприлично»…

Всю последующую неделю Ефимов ездил в Отрадное, только место наблюдения сменил. Смотрел на девочку из-за деревьев, улыбался, глядя, как залитая солнцем Галатея выходит из автобуса, и провожал ее восторженными глазами.

В понедельник его пост обнаружила подружка Кристины, попросила не волноваться и протянула Ефимову сложенный вдвое лист бумаги.

– Все будет хорошо! Это от нее, – ободрила девушка и исчезла за кустами увядающей сирени.

В метро он развернул бумажку и увидел сноску для Интернета – и больше ничего. Подумал, что это адрес ее образа, страничка с иконой искренности и подарок ему за все мучения. За все воздается!

– Спасибо! – прошептал языковед под свод станции «Чертановская». – Спасибо.

Он несся к дому, словно молодой, будто ему даровали немного юности, и, ворвавшись в квартиру, отстранив жену – подожди, Танечка!.. Я сейчас… – влетел в кабинет и, дыша тяжело, как лошадь после забега, включил старенький пентиум. Ефимов с трудом дождался, пока тот загрузится, мигнув всеми пикселями, и сноровисто вбил ссылку в поисковую строку.

Почти тотчас он увидел картинку онлайн с заголовком «Ранетки.ру», в которой жила его Ульрика, Галатея, Мотре. Кристина сидела на плюшевой подушечке в своей девичьей комнатке, совершенно голая и с искусственным фаллосом в нежных руках.

– А, это ты! – узнала Ефимова девушка. – Так же лучше, чем в окно пялиться? У тебя кредитка есть?

– У жены, – машинально ответил он.

– Ладно, тогда первый раз бесплатно…

Кристина изогнулась, выпятив грудь в самую камеру…

Ефимов съехал с кресла и потерял сознание. С ним случился обширный инфаркт, и полгода он провел в больнице. Его выходила жена Татьяна, пусть немолодая, но его Ульрике, его судьба, подходящая к неизбежному концу.

…Прежде чем скончаться в отведенный ему час, Ефимов успел закончить фундаментальную работу над «Поэтикой древнесаксонского языка», а награду от Королевского общества в десять тысяч фунтов уже получала вдова лауреата Татьяна Ефимова. В честь такого события из далекой Австралии в Кембридж приехал и Павел Ефимов, сын лауреата. Он торжественно пообещал переназвать своего второго сына именем отца. Видимо, в Австралии так можно…

Мальчик и раввин

Последние три дня мальчишка крутился на тротуаре возле салона красоты, в котором работала его мать. Пяти лет от роду, он не знал в своей жизни никого, кроме мамы, папы, добрых дедушек и бабушек. Ни одной печалинки не вошло в его крохотное сердце. Его никогда не обижали, а если родители наказывали за проказы, то он даже не понимал, что это в наказание – «не буду тебе сегодня читать». И хорошо, радовался он, любящий засыпать под свои фантазии, в которых не было ничего осознанного – только одни запахи и очень цветные картинки.

Няня мальчика уже четыре дня как болела, и мать брала сына с собой в салон красоты. Она служила элитным косметологом и велела сыну не мешать ей, ни в какие двери не входить, а играть в комнате для детей, где за ними присматривала специальная тетенька, полная и незамужняя.