Турмс бессмертный

Прямо перед нами в море плавал дельфин, выставляя из воды блестящие бока. И Дионисий, указывая на него, добавил:

— Разве ты не видишь, что морские нимфы сопровождают нас, маня своими округлыми бедрами? Это добрый знак, который дает нам надежду уйти от персов и от потерянной для нас Ионии.

При этом глаза его, хотя насмешливые, выражали твердую решимость.

— Ты прав, — признал я, — Ионию мы потеряли. Те, кто поумнее, покинули ее задолго до этого.

Но Дионисий нахмурился и буркнул:

— Не смей так говорить! Мы сделали все, что было в наших силах. И еще покажем этим персам, на что мы способны, прежде чем простимся навсегда с нашими домами.

— Что ты задумал?

В ответ он указал на одну из синих теней впереди судна и, подав знак рулевому, проговорил:

— Перед нами Кос — остров Чудотворца. Но хватит болтать, лучше пойди узнай, кому из наших пора положить обол на язык в уплату перевозчику в страну мертвых.

От блестящего на солнце дельфина, от свежего морского ветра и мерных движений гребцов я спустился в царство вони и испражнений — в трюм к раненым. Сквозь отверстия для весел туда едва доходил дневной свет. Раненые больше не стонали. Дно трюма было скользким от запекшейся крови. У меня зарябило в глазах, и вдруг я понял, что вокруг умерших сгущается тьма, тогда как живые еще слабо светятся.

— Одни из них мертвые, другие покрылись восковой бледностью и не в силах пошевелить даже пальцем, третьи, пытаясь еще подняться, просят воды, — доложил я Дионисию.

— Отдать мертвых Посейдону и его нимфам! — распорядился он. — Со мной поплывет лишь тот, кто сможет сам выйти или выползти на палубу. Прочих придется оставить на острове, в святилище Чудотворца.

Этот приказ он передал и на другие два судна. Фокейцы переодели своих мертвых товарищей и каждого с монетой во рту опустили в море. Раненые же принялись с проклятиями и мольбами о помощи выбираться на палубу. Никто из них не хотел оставаться на Косе. После того, как персы подожги храм Аполлона в Дидимах, греки не верили, что они пощадят святилище его сына Асклепия, хотя бы там было убежище для раненых.

У некоторых воинов от напряжения вновь открылись раны, и на палубу брызнула кровь. Не в силах Удержаться на ступенях, они попадали обратно в трюм.

— Как ты безжалостен, Дионисий! — сказал я с укоризной.

Он покачал взлохмаченной головой:

— Наоборот, Турмс, я милосерден к тем, кто поплывет со мной.

Направляя корабль к заметному издалека святилищу Асклепия, мы вошли в порт. На берегу лежали одни только рыбачьи лодки: все корабли захватили персы. Но город они не тронули.

Жрецы и лекари вышли встретить нас. Дионисий приказал вынести на берег тяжелораненых. Многие из них были без сознания, некоторые бредили, иным, похоже, являлись вещие видения. Жрецы согласились принять их в святилище, где они могли погрузиться в благодатный, исцеляющий все недуги сон.

— Мы не боимся ярости персов. Для Целителя все раненые равны, на каком бы языке ни говорили они, каким бы ни были вооружены копьем и как бы ни выглядели их борода и одежда. Персы тоже оставили у нас своих воинов.

Дионисий рассмеялся:

— Я чту ваш храм. Однако хорошо, что мои люди в бреду и без памяти, иначе они голыми руками удавили бы всех этих персов, которых вы держите у себя. Впрочем, мне кажется, что если не род и речь, то кошелек больного должен все же занимать Целителя…

Жрецы же, не пряча глаз, ответили:

— Многие из тех, кто был на волосок от смерти, пожертвовали кое-что храму после целительного сна. Однако глиняный сосуд от бедняка для нас не менее ценен, чем серебряная фигурка или треножник от богача. Клянемся всеми своими орудиями — руками, глазами, огнем, иглой и ножом: мы лечим не ради денег, а делимся божественным даром, который Асклепий передал нам, своим потомкам.

Дионисий хотел войти в храм, но жрецы остановили его. С самого начала, увидев бородатых, свирепых фокейских воинов, они грозно подняли вверх свои змеевидные жезлы. Горожане наспех приготовили для нас нехитрый пир, где было даже вино, впрочем, разведенное пятью частями воды: должно быть, тут уже не раз имели дело с пьяными моряками. Солнце зашло, озарив багровым отсветом горные вершины и море, а Дионисий все мешкал с отъездом.

Жрецы начали бросать на него косые взгляды, давая понять, что не собираются предоставлять убежище боевым кораблям, даже ионийским, а могут принять только больных и раненых.

— Ясно, — сказал наконец Дионисий. — Ионийцы потерпели поражение и на суше, и на море, и теперь персы стали вам ближе соплеменников. Мы выйдем в море при первом же благоприятном знамении богов.

Когда на остров опустились сумерки, Дионисий отозвал меня в сторону. Мы постояли, вдыхая холодный воздух, напоенный пряными ароматами садов, которые окружали храм, после чего Дионисий, почесывая бороду, проговорил: