Турция. Записки русского путешественника

Бог любил Эфесскую церковь за апостола Павла, три года учившего здесь с пламенем, который порой вызывал вполне южную реакцию кормившихся при храме Артемиды ремесленников, у которых он отнимал хлеб, мешая им тиражировать идолов. Бог любил эту церковь за апостола Акилу и за Луку, который и писал в этих краях иконы Девы Марии, еще раз укрепляя нас в правоте предания. И она благословляла эти изображения, расходящиеся по миру.

Вот и могила апостола Луки «странствует» по воле переписчиков. По житию, она значится в египетских Фивах, а по здешнему преданию — рядом, через дорогу от входа в музейную часть города в мавзолее, стоящем чуть наособицу. И одна из колонн мавзолея подтверждает верно изображением креста с тельцом под ним (ведь телец — символ апостола Луки).

Двух могил было бы довольно, чтобы сердце рвалось сюда, к городу, освященному именами двух евангелистов. Но в соседстве с Эфесом, по свидетельству одного из самых ранних русских паломников игумена Даниила (XII век), покоится прах трехсот святых отцов и святая Мария Магдалина, и ученик и соработник Павла апостол Тимофей, который, как и его учитель, любил этот прекрасный город.

Они лежат (лежали) в одном месте, известном сейчас как «пещера Семи отроков эфесских». Игумен Даниил утверждает, что еще видел мощи юношей здесь. Теперь там только стены и пустые гробницы, которым нет числа. Над первой пещерой встал второй храм, но и его гробницы пусты. Человеческая жадность не страшится мертвых.

Когда мы выходили, два турка благочестиво «омывали» бороды перед пещерой, и я увидел, что табличка над входом поминает 18-ю суру Корана. Дома заглянул. Сура так и называется «Пещера» и утверждает, что отроки проспали «триста лет и еще девять». По игумену Даниилу — 360, а по житию — 200. Они спрятались здесь от преследователей императора Декия (250 г.) и были завалены заживо, а откопаны случайно, когда крестьяне брали камень для стройки, при Феодосии-младшем (умер в 450-м). Их воскресение было кратко, но оно именно воскресение. И история запомнила эфесских юношей, подтвердивших главное упование христианства.

И как забыть, что это город двух соборов, первый из которых (431 г.) против Нестория, пламенного борца с еретиками, павшего под тем же обвинением, прошел так мучительно, что насилу сложил свой итоговый документ, а другой (449 г.) вообще назван «разбойничьим». Объяснить их существо парой слов (они, по существу, об одном — о монофизитстве) для светского слуха невозможно из-за тонкости предмета. Вот для примера этой тонкости два абзаца из работы церковного историка А. В. Карташева «Вселенские соборы»: «Монофизиты считали, что они верно истолковывают Кирилла Александрийского, когда, следуя ему, утверждают, что во Христе после соединения остается только одно естество, то есть одна ипостась, одно лицо. Дифизиты (православные), считая, что они верно истолковывают Кирилла, утверждали, что после соединения в Иисусе Христе — две природы, одна ипостась, одно лицо».

Речь в этих спорах шла о спасении души и, как писал тот же Карташев, «под внешне миллиметрическими различиями лежала живая мука души, терзаемой исканием истины не только умом, но и всем сердцем».

Смею думать, что таким раздалось эхо Павлова пламени, Иоанновой высоты Слова и завещанного Лукой внимания к существу веры.

Прежде чем уехать, мы взяли последний урок у аистов на Центральной площади города. На ней закипал предвыборный митинг. Гремела музыка, плескались тысячи флагов, мегафоны кричали во все стороны света, охранники цепко ощупывали глазами толпу, оберегая своих кандидатов, машины гудели все сразу, норовя проехать через толпу. А аисты на прекрасной, стройно переходящей площадь аркаде, на каждом столбе по семье спокойно и ровно жили своей неспешной, ни на одно движение не ускоряемой жизнью, потому что их время превращалось в вечность. Мы с завистью улыбнулись их достоинству, пригласили в Россию («не пора ли, мол, к нам?»), но сами все-таки были дети беспокойной улицы и торопились засветло попасть в Кизик на берегу уже другого — Мраморного — моря. Да какое засветло? Опять вовсю горела ночь, когда мы добрались до отеля с египетским именем «Асуан».

Рожденные в Евангелии