– Я сама загоню машину, Ларри, – сказала она. – А ты держись от окна подальше. Все деревенские – жуткие сплетники. Я не хочу, чтобы тебя видели.
– Угу… ясно. Вы уже поели? Больше не будете?
– Нет… спасибо. Все очень вкусно.
Он забрал поднос и унес на кухню.
Хельга стояла у окна, наблюдала за толстяком; увидев, что он заканчивает работу, она пошла в спальню, достала из сумочки пятьдесят франков, накинула манто и вышла на улицу. Увидев ее, дворник приподнял над головой кепи. Они поболтали несколько минут. Он вежливо осведомился о здоровье мужа, затем сообщил, что по всем приметам снега больше не будет, но она не поверила. Местные всегда обещают приезжим хорошую погоду. Она протянула ему деньги. Дворник сдернул кепи с головы, широкое лицо расплылось в улыбке. Хельга пошла к машине и загнала ее в гараж.
Вошла в дом. Ларри гремел на кухне тарелками. Внезапно раздался продолжительный телефонный звонок. Кинув манто на сундук, она бросилась в гостиную, одновременно в дверях кухни возник Ларри.
– Все в порядке, – бросила она. – Сама подойду.
– Ясное дело, мэм, – кивнул он и вернулся на кухню.
Она сняла трубку.
– Миссис Рольф?
– Да… Кто это?
– С вами будут говорить из Нью-Йорка. Мистер Рольф… Секундочку…
Она глубоко вздохнула, села, взяв сигарету, и не успела поднести к ней зажигалку, как в трубке возник сварливый голос Рольфа:
– Хельга?
– Да. Ты получил телекс?
– Получил. Что происходит? Я звонил в «Эдем», они сказали, что ты съехала.
– Но, милый мой, ты же прекрасно понимаешь, для того чтобы привести виллу в порядок, надо безотлучно находиться здесь. – В голосе Хельги звенело раздражение. – Если хочешь знать, я не снимаю манто, такой сучий холод в доме! Зачем ты звонишь?
– Хельга! Я прошу тебя – выбирай выражения!
– Ах, не заводи меня, Герман! Я замерзла как собака и сыта всем этим по горло. Тут не до выбора выражений.
– И все равно, я не желаю слышать от тебя грубых и непристойных слов. Теперь слушай меня внимательно: я хотел бы, чтобы ты немедленно вылетела в Нью-Йорк. В Кастаньолу я не еду. Возникло одно неотложное дело на Багамах. К тому же в «Эдеме» сказали, что в Лугано до сих пор идет снег. А ты знаешь, что я терпеть не могу снега. Поэтому я решил ехать в Нассау. И ты приезжай. Погреемся на солнышке. Есть рейс из Милана в Нью-Йорк – сегодня в четыре. Вылетай, и завтра же вместе отправимся в Нассау.
Пальцы Хельги так впились в трубку, что побелели суставы.
– Это невозможно, – сказала она. – У меня здесь работают женщины, они еще не закончили уборку. И потом, не могу же я упаковаться за одну минуту.
Он сердито фыркнул:
– Чепуха! Времени у тебя предостаточно. Ты очень любишь сама себе создавать трудности.
– Но все действительно непросто! Надо переделать еще целую кучу дел. Потом идет страшно сильный снег, я не собираюсь ехать в Милан в такую жуткую погоду, нестись на машине сломя голову только ради какого-то твоего бзика! Не хочешь дождаться меня, отправляйся сам, а в конце недели и я подъеду. Ты уже знаешь, где остановишься?
– Не понимаю, с чего ты так завелась, – недовольно проворчал Герман. – Еще раз предупреждаю – выбирай выражения, когда разговариваешь со мной!
– Где ты остановишься? – Хельга повысила голос.
– Два дня в отеле «Алмазный берег», потом, надеюсь, Хинкль подыщет какое-нибудь приличное меблированное бунгало, – сердито буркнул Рольф. – Не понимаю, почему нельзя выехать тотчас же. Вечно ты все усложняешь, Хельга!
Ее так и подмывало крикнуть в трубку: «Да катись ты к черту!» – но она сдержалась.
– Что ж, очень мило с твоей стороны говорить так, зная, что я торчу здесь, на этой треклятой вилле, и мерзну как собака уже черт знает сколько времени, и все ради того, чтобы тебе было здесь тепло и уютно!
Он снова сердито фыркнул:
– Ну и нечего мерзнуть, Хельга! Ты совершенно не умеешь ничего толком организовать!
– Смогу вылететь в Нью-Йорк не раньше чем в субботу.
– А я не собираюсь ждать тебя до субботы. Вылетаю завтра утром.
– Приеду, как только освобожусь. – Она помолчала секунду, потом, немного смягчив тон, спросила: – Как ты себя чувствуешь?
Уже более спокойно они поговорили еще несколько минут, потом она повесила трубку.
Что ж, теперь, по крайней мере, можно не опасаться, что Герман явится на виллу. И то слава богу.
На небе ослепительно сияло солнце, пейзаж в окне по чистоте и блеску мог сравниться разве что с рождественской открыткой.
Она пошла на кухню – Ларри уже заканчивал мыть посуду.
– Зачем же руками, Ларри? Тут есть мойка-автомат.
– Угу… Видел. Только не знаю, как управляться с этой штукой. Еще поломается…
Внезапно Хельга подумала, что и сама ни разу не прикасалась к мойке.
– Там где-то инструкции.
– Да ладно, обойдусь. В армии всю дорогу только этим и занимался.
Кажется, это Арчер сказал, что Ларри дезертировал из армии.
– А ты был в армии?
– Вы же знаете, мэм… Арчер вам говорил.
– Он сказал, что ты – дезертир.
– Ага. Так оно и есть. Дезертир и есть дезертир. – Он вытер руки и привалился к раковине. – Накушался этой самой армии вот так. Ну и удрал…