Тузы за границей

Шбаланке прибыл к столице первым. Было объявлено перемирие. Акабаль направо и налево раздавал интервью, заявляя, что в их цели не входит свержение гватемальского правительства. Столкнувшись с перспективой расспросов прессы и неминуемым появлением делегации ООН в рамках турне дикой карты, ответственный за операцию генерал приказал армии сопровождать Шбаланке и его последователей, но огонь открывать лишь в случае нападения. Глава государства позволил им войти в Каминальгую.

Руины Каминальгую были заполнены сторонниками братьев, они разбили палатки и построили шалаши на невысоких холмах. В лагере уже находились пять тысяч человек, а новые все продолжали стекаться. Кроме гватемальских майя и беженцев из Мексики были еще те, кто проделал путь из Гондураса и Сальвадора.

Весь мир затаил дыхание в ожидании того, что произойдет в Гватемале на это Рождество. Материал, снятый Максиной Чен во время битвы между индейцами и джокерами Хун-Ахпу и гватемальской армией, специальным репортажем показали в «Сиксти минитс». Встречу Героев Близнецов должны были освещать все крупные американские вещательные компании, кабельные и европейские каналы.

Хун-Ахпу с Болом выбрали более длинный, кружной маршрут, чтобы избежать неприятностей, и путь оказался долгим. Никогда еще юноша не видел столько людей, собравшихся в одном месте; по периметру лагерь охраняли солдаты, а также часовые-майя. В отличие от людей с Петена, последователи Шбаланке были облачены в самые разнообразные одежды, яркие и праздничные. Атмосфера торжества показалась Хун-Ахпу неуместной. Неужели эти люди поклонялись богам, которые подготовили им путь и привели их сюда? Они выглядели так, словно пришли поглазеть на карнавал – а некоторые и вовсе словно были участниками этого карнавала.

Юный индеец-лакандон шел по лагерю, и… никто его не узнавал. Солнечные зайчики, игравшие на переливчатом оперении, привлекли его взгляд в тот самый миг, когда Мария обернулась и увидела его. Крикнув: «Хун-Ахпу!», она бросилась ему навстречу. Услышав имя второго Героя-Близнеца, вокруг них начали собираться люди.

Взяв его за руку, Мария задержала ее в своей, глядя на него со счастливой улыбкой.

– Я так беспокоилась. Я боялась…

Девушка опустила глаза и отвела взгляд.

– Боги еще не покончили с нами. – Хун-Ахпу погладил пушок на ее щеке. – И потом, Бол прошел большую часть пути вместе со мной, когда вернулся обратно из деревни.

Мария взглянула на его руку, которую сжимала, и смущенно разжала пальцы.

– Ты, конечно, хочешь увидеть своего брата. Он остановился в доме в центре Каминальгую. – Девушка отступила на шаг и махнула на ряды палаток позади собравшихся людей. – Для меня будет великой честью отвести тебя туда.

Хун-Ахпу зашагал следом за ней; она прокладывала ему дорогу сквозь толпу. Почти сразу их атаковали репортеры. Горели огоньки телекамер, отовсюду неслись вопросы по-английски и по-испански. Хун-Ахпу взглянул на Бола, и тот принялся отгонять тех, кто подошел слишком близко к его подопечному. Они не отвечали на вопросы, и съемочные группы удалились, отщелкав несколько дежурных, как их назвала Максина, кадров.

Большая часть строений в Каминальгую представляла собой шалаши или лачуги, сооруженные из всевозможных обломков, какие только людям удавалось отыскать, однако две большие одинаковые деревянные хижины, возвышавшиеся на площади в центре развалин, выглядели крепкими и внушительными. Крыши их венчали вертикальные коньки, похожие на те, что можно было видеть на развалинах храма, и с них свисали флаги и амулеты.

Когда они достигли открытой площади, толпа, сопровождавшая его, остановилась. Хун-Ахпу слышал стрекотание камер и чувствовал, как журналисты толкаются, чтобы оказаться поближе. Не успел он в сопровождении Бола и Марии приблизиться к левой хижине, как оттуда вышел мужчина, одетый в красно-лиловые одежды Нагорья. Следом за ним показался худой высокий майя в очках и европейской одежде, если не считать яркого пояса.

Хун-Ахпу узнал Шбаланке по своим снам о Шибальбе, но в них брат выглядел моложе. На его запястье блестели европейские часы, а еще он носил кожаные «кроссовки» ладино. Все это нисколько не соответствовало нефритовой затычке в мочке его уха. Затычка заинтересовала Хун-Ахпу. Это боги дали ее ему? Спутник Шбаланке подтолкнул его к брату, тот взял Хун-Ахпу за плечи и развернул к камерам. Потом негромко заговорил с ним на наречии нагорных майя, которое юноша понимал с пятого на десятое.

– Первым делом нам надо раздобыть тебе какую-нибудь настоящую одежду. Помаши камерам. – Шбаланке сам немедленно последовал своему совету. – Потом будем думать, как раздобыть для лагеря еды.

Шбаланке развернул его так, чтобы они оказались лицом друг к другу, и пожал ему руку.

– Постой так, чтобы они могли снять нас в профиль. Знаешь, я уже начинал беспокоиться о тебе.