Твардовский без глянца

Константин Яковлевич Ваншенкин (р. 1925), поэт, прозаик, мемуарист:

«Его лежащие на коленях руки были крупны, широкопалы, лицо непроницаемо». [2; 236]

Юрий Петрович Гордиенко (1922–1993), поэт, переводчик:

«В последний раз я видел Твардовского в его кабинете в редакции „Нового мира“, на Пушкинской. Он поднялся навстречу и приветил меня радушнее прежнего. Печать усталости лежала на его лице, и нечто старческое было уже в морщинках по углам губ. Светлее обычного, как бы выцветшими от виденного, были его и всегда-то не густого, а как бы рассеянного цвета глаза. Посветлела еще больше и проредилась седина, раньше как-то и не замечаемая вовсе». [2; 210]

Аркадий Михайлович Разгон:

[Начало 1960-х] «Я не видел Твардовского шестнадцать лет. Александр Трифонович погрузнел, поседел, взгляд его был по-прежнему острым, а глаза еще более посветлели». [2; 217]

Алексей Иванович Кондратович (1920–1984), с 1958 года заместитель А. Т. Твардовского на посту главного редактора «Нового мира», мемуарист, биограф А. Т. Твардовского:

«Он старел стремительно и в пятьдесят лет уже выглядел значительно старше своего возраста». [3; 137]

Юрий Валентинович Трифонов (1925–1981), прозаик:

[1969] «Александр Трифонович вернулся из больницы где-то в сентябре, скорей всего – в начале сентября. ‹…› Он постарел резко, это бросалось в глаза. Двигался медленно, голову держал слегка опущенной, как бы постоянно понурив, отчего весь облик принял неприветливое, чуждое выражение. Какая-то стариковская согбенность – вот что выражал его облик, и это было так дико, так несуразно и несогласно со всей сутью этого человека!» [13; 24]

Алексей Иванович Кондратович:

«И неожиданно, и горько-печально стал внешне молодеть, когда смертельно заболел и с лица спало все лишнее и в нем вновь проступили щемящие черты далекого, молодого, тридцатилетнего. До слез трудно было глядеть на это молодеющее, но уже готовое к отходу лицо…» [3; 137]

Федор Александрович Абрамов:

[4 июля 1971] «Это не Твардовский. Это какой-то совсем другой человек.

Стриженая плешивая голова, высохшее продолговатое лицо, тонкие бледные руки, высохшие ноги в китайских коричневых штанишках… Не то живая мумия, не то какой-то восточный монах, иссушенный долгими постами и молитвами». [12; 231]

Гардероб

Евгений Аронович Долматовский (1915–1994), поэт:

«Твардовскому любой костюм был к лицу и по фигуре ‹…›». [2; 141]

Василий Тимофеевич Сиводедов (1905–?),

товарищ детства А. Т. Твардовского:

[1923] «К внешнему облику юного поэта могу добавить, что одет он был скромно, но вполне прилично. На нем была гимнастерка защитного цвета, с нагрудными карманами. Брюки, видимо, содержали примесь шерсти, так как на них были отчетливо видны следы утюжной глажки. Обут он был в ботинки, которые в наших местах называли „бульдо“». [2; 15–16]

Михаил Васильевич Исаковский:

[1927] «Одет был Саша в куртку, сшитую из овчины. Шапку он держал в руках». [2; 55]

Владимир Яковлевич Лакшин:

«Александр Трифонович взглянул на фотографию, признал себя, улыбнулся. ‹…› Снят он совсем молоденьким деревенским пареньком, и в кепке – не зря, это казалось высшим шиком в Загорье. Снимаясь, он нарочно ее с головы не стянул». [4; 114]

Николай Капитонович Павлов (1910–1986), прозаик, журналист:

[1928] «В начищенных штиблетах, темно-синем костюме и сероватого цвета рубашке выглядел он вполне городским, знающим себе цену интеллигентом». [12; 169]

Дмитрий Павлович Дворецкий:

[Июнь 1932] «‹…› В комнату вошел Твардовский. Был он в белой, скромно вышитой, заправленной в брюки косоворотке. Воротник полурасстегнут, рукава засучены до локтя». [2; 63–64]

Лев Адольфович Озеров:

[1937] «Твардовский ‹…› появлялся в институте в своем темно-синем, а потом и светло-сером костюме, чистом, хорошо отутюженном и ладно сидевшем на нем, будто это не сельский житель, а джентльмен. Он любил голубые рубашки. Галстуки менялись не часто, но всегда гармонировали с костюмом и рубашкой. Он не допускал небрежности. Был подтянут и носил портфель, в котором не было студенческой тесноты, все лежало на своем месте. Все его воспринимали как человека молодого, но уже по-своему солидного». [2; 114]

Константин Яковлевич Ваншенкин:

[1950-e] «На нем был темный костюм, голубоватая рубашка под галстуком, грубые, на толстой подошве, ботинки, скорее башмаки, какие тогда носили (время отказа от калош)». [2; 236]

Иван Алексеевич Симонов: