Твердая Рука

Эти непокоренные кочевые племена промышляют охотой. Некогда они кочевали на северных окраинах Чиуауа[40] и Соноры; но, теснимые с юга и запада все растущим проникновением в эти края американцев и техасцев, индейцы ворвались на территорию Мексики, жителям которой они наносят огромный ущерб своими воинственными набегами. Папагосы в изобилии снабжены огнестрельным оружием, которое они приобретают в обмен на меха в американских факториях, раскинувшихся вдоль берегов Рио Браво-дель-Норте, в Арканзасе и Миссури.

Для полноты этого краткого перечня индейских племен провинции Соноры мы упомянем еще о пятистах индейцах племени серис, водворившихся в одном поселке у самых ворот Эрмосильо. Около тысячи человек этого же племени, некогда одного из самых могущественных в этих краях, живут на океанском побережье, на севере от Гдаймаса и на острове Тибурон[41].

Нам придется оставить еще на некоторое время Твердую Руку и дона Хосе Паредеса на вершине холма, для того чтобы перенести читателя в городок Квитовак, где будут разыгрываться важные события.

Время было вечернее, улицы и площади лагеря золотоискателей кишели разношерстным людом. Индейцы племени яки, охотники, рудокопы, гамбусинос[42], монахи и просто искатели приключений, составляющие пестрое население Квитовака, сновали взад и вперед – кто верхом, кто пешком, окликая и приветствуя друг друга, смеясь и переругиваясь. Одни возвращались с приисков после рабочего дня, другие шли из дому подышать свежим воздухом; большинство же направлялись в кабачки, откуда через открытые двери неслись пьяные голоса и нестройные звуки гитар.

Один из таких кабачков, с виду более комфортабельный, точнее – менее грязный, чем остальные, пользовался некоторым предпочтением и привлекал к себе особенно много посетителей.

Переступив порог очень низкой двери, посетитель спускался здесь по двум неравной вышины ступенькам в омерзительную берлогу – не то подвал, не то сарай. Люди, впервые попадавшие в этот вертеп, на каждом шагу спотыкались о земляной пол, разбитый и шероховатый от грязи, непрерывно наносимой сюда сапогами бесчисленных посетителей. Навстречу им, словно из преддверия ада, неслись теплые испарения, удушливые и пропитанные спиртным угаром и зловонием, разъедавшими горло глаза. Мало-помалу глаза привыкали к полумраку этой берлоги, и посетитель начинал ориентироваться в сизо-сером тумане, клубившемся над головами гостей при малейшем их резком движении. При свете нескольких коптящих светильников, расставленных там и сям, можно было разглядеть довольно большой и высокий зал; его некогда выбеленные стены совершенно почернели в нижней своей части от постоянного прикосновения к ним голов, плеч и спин.

В глубине, напротив дверей, на уровне одного фута от пола высилась эстрада. Вытянувшаяся во всю ширину зала, она разделялась на две половины. Правая ее часть была занята прилавком, за которым стоял кабатчик – здоровенный детина с угрюмым лицом и хитрецой в глазах. Над головой этого «почтенного» субъекта, носящего звучное имя Коспето, была выдолблена маленькая ниша, в которой помещалась статуя Девы Марии с младенцем Иисусом на руках; перед статуей выстроился ряд маленьких железных подсвечников, в которых горели свечи вышиной в два-три дюйма. На левой половине эстрады помещались музыканты. Середина зала, не заставленная никакой мебелью, предназначалась для танцев: здесь было где развернуться танцорам.

По обеим сторонам зала тянулись ряды столиков, кривых и грязных, небрежно отесанных и кое-как сколоченных. Вокруг них теснились толпы посетителей; одни сидели на лавках, другие стояли. Люди смеялись, беседовали, спорили, стараясь перекричать друг друга, пили мескаль, рефиньо[43], пульке[44], тамариновую настойку или играли в монте[45]

, ставя на карту золото, зачастую добычу целого рабочего дня. Игроки лезли за ним заскорузлыми руками в карманы отрепьев, носивших громкое название одежды.

В этой толпе замешались несколько женщин, с лицами опухшими от пьянства и бессонных ночей. Все без исключения – женщины и мужчины – курили: кто сигару, а кто маисовые пахитоски.

Ничто не может сравниться по омерзительности с этим сборищем отребья рода человеческого, в котором, кажется, были представлены все разновидности чудовищных пороков. В тот момент, когда мы с вами, читатель, проникли сюда, веселье было в полном разгаре. Зал был переполнен пьяницами и танцорами; толпа смеялась, горланила, бесновалась; стоял гомон, способный оглушить самого дьявола.