Тверской гость

- Входи, что ль! - недовольно крикнул Кашин. Аграфена приотворила дверь и перешагнула порог, оправляя на голове съехавший плат. Никогда не любил Кашин своей тощей, словно напуганной чем-то жены. Женился он на ней по расчету, взял хорошее приданое, говоря себе, что любовь - выдумки, стерпится - слюбится ему и Аграфена. Но шли годы, а Аграфена не делалась ему ближе. Наоборот, все сильней росла в Василии откровенная неприязнь к жене. "Продешевил себя! - с горечью думалось ему. - Польстился на деньги, привел кикимору болотную в дом... Эх, а какие невесты были!"

Чудились ему в такие минуты шалые, с хмельнинкой, глаза, белые зубы и покатые плечи крестьянской девушки Марфы, когда-то давным-давно ласково глядевшей на Кашина. Тянуло к ней сердце Василия, но разум пересилил. Марфа была бедна. Кашин не посватался к ней. Говорили, будто выдали Марфу за бобыля, пришлось ей замужем туго, живет в бедности, мужа не любит... Кашин не допытывался, что сталось с Марфой потом. Один конец. Сделанного не исправишь...

- Пошто пришла? - грубо спросил Кашин жену.

- Васенька, - захныкала та, закрываясь широкими рукавами старой рубахи, - Васенька, может, передумаешь? Пожалей ты меня. Сердце недоброе чует. Не дело задумал ты...

- Тебя не спросили! - крикнул Кашин, которого нытье жены злило еще больше. - Не твоего ума дело! У печи сиди!

- Господи, да разве я против твоей воли иду? Ну как пограбят Никитина-те... иль еще что... Не верю я ему, не верю. Чернокнижник он, сказывают.

- Дура! - крикнул Кашин. - Чего ты все каркаешь? Чего? Накаркаешь в самом деле беду какую. - Он перекрестился, заговорил мягче: - Таких, как Никитин-то, поискать еще. Тебе и не понять, тетехе... Ступай!

Но Аграфена не уходила.

- Василий свет-батюшка, - шмыгая носом, продолжала она. - Не гневайся на меня, темную, молчала до сих пор... Виновата. Теперь скажу... Афанасий-те на Оленушку заглядывается...

- Эка! - обнажил еще крепкие зубы Кашин. - И что? Убыло у ней от этого, что ли?

Аграфена все плакала.

- Голый же он! Мне-то, матери, каково...

- Не мели! - оборвал Кашин жену. - Вроде не свадебный сговор у меня с Афанасием, а дело...

- Да и Олена-то... тоже.

- Что тоже?

- Не видишь нешто? Девка в поре, а краснобай-то ее с толку сбивает... Вон и седни все глаза проглядела - не идет ли молодец...

- Не ври, не ври! - подергал бороду Кашин. Глаза его сузились. - Не ее дело женихов выбирать.

- Да ведь сохнет девка... Гнал бы ты Никитина со двора, батюшка. Лучше было бы... Вишь, и Барыковы серчают. Сговор ведь у вас.

- Ну, не болтай! Наслушался! - прикрикнул Кашин, как только жена заговорила о его делах. - Будя! Захочу, так и за Никитина Олену выдам!

Аграфена охнула, разинув рот, стояла у порога, не в силах ничего ответить. Тупой вид жены доставил Кашину неизъяснимое удовольствие, и чтобы еще больше досадить ей, он добавил:

- И выдам! Вот вернется с прибытком, пускай сватов, шлет! И не откажу, не откажу!..

Но он тут же умолк, шагнул к Аграфене:

- Чего? Чего?

Та брякнулась ему в ноги, завопила:

- Пропала Олена-то! С утра нет!

- А в церкви?!

- Нетути...

- Кафтан давай! Ваську зови! Лошадь зови... тьфу! запрягай! Скоты, срамники-и-и! Куда она деться-то могла! Проучу вот палкой, старая дура!

- Да куды ж ты поедешь, батюшка?.. И купцы придут!

От простого вопроса Кашин так и сел. Верно, куда ехать за своевольной дочерью, всегда доставлявшей ему одни тревоги? Да и перед людьми совестно. Вот-вот появятся у ворот.

- Вон! - закричал он на жену. - А Олене... А Олену... - Василий Кашин захлебнулся слюной.

- Сам управлюсь! - наконец выговорил он. - Запри, как придет! Ужо ей...

Тайком выскользнув за ворота отцовского дома, Олена на миг остановилась, прижавшись спиной к забору, переводя дыхание и прислушиваясь, а потом быстро, не оборачиваясь, пошла по переулку и свернула за угол.

Она шла, низко опустив платок. Все дрожало в ней. И хотя утренние улочки были пустынны, - лишь изредка попадались какая-нибудь старушонка или сонный сторож, - Олене казалось, что все знают, кто она, куда и зачем идет, и осуждающе, злорадно смотрят вслед.

Но она не замедляла шага и даже сгоряча так глянула на случайно подвернувшуюся богомолку, что та отшатнулась и перекрестилась.

На миг мелькнула у Олены мысль зайти в церковь, но она тут же прогнала эту мысль, гневно раздув ноздри тонкого, отцовского, носа и упрямо вздернув голову.

Дорога была не близкая, через всю Тверь, в Ямскую слободу, и Олена спешила, чтоб поскорее вернуться домой.

Аграфена Кашина не зря дрожала за дочь. Все началось весной, в те дни, когда пушится вая* и девушки бегают завивать березки, унося тайно испеченную яичницу, чтоб положить ее под выбранное деревце, и водят вокруг хороводы.

______________ * Вая - верба.