Твин Пикс: Тайный дневник Лоры Палмер

Не могу позволить себе заснуть, чтобы не пропустить тот миг, когда в окне появится БОБ. Он не должен застать меня врасплох.

Я много думала о своей жизни. Я взрослею помимо собственной воли. Когда он придет за мной, я или отправлюсь с ним и вернусь обратно домой израненная, но гордая своей победой над повергнутым врагом, иди не вернусь вовсе. Это будет значить, что погибну я сама, молчаливо признав не только недооцененную мною силу своего врага, но и его волю.

Сейчас я лежу, наполовину онемевшая, наполовину обжигаемая болью. А между тем каждое утро я все же ухитряюсь вставать и уходить из дома — правда, мне приходится напоминать себе, что это действительно мой дом. Напоминать, как будто от этого места не ведет заметный даже невооруженным глазом кровавый след.

Ничуть не сомневаюсь, что БОБ следит за каждым моим движением. Этот кошмар, зовущийся Мужчиной, сидит высоко, не видимый в лучах солнца, или, может быть, свернувшись в клубок, прячется где-то внизу. Неважно, где он. Важно, что он так и сверлит меня своим взглядом, проникая в самую глубь, распознавая даже малую толику сомнения в моей душе, отмечая самое слабое биение сердца, когда мне случается видеть какого-нибудь проходящего мимо мальчика, злорадствуя при каждом объятии матери, которая понятия не имеет о том, какая пропасть пролегла теперь между нами.

Каждый день пытаюсь я запечатлеть в памяти черты лица, глядящего на меня из зеркала. Я впиваюсь в него взглядом. И в ужасе отшатываюсь, мысленно представляя себе, каким оно станет, когда вскоре, как снится мне в ночных кошмарах, будут найдены мои останки.

Какая злость охватывает меня, как сильно желание послать проклятие небесам, назвать ветер обманщиком за то, что он никак не обнаруживает своего присутствия. Я готова обрушить свою ярость на двух самых близких людей — тех двоих, кто позволил мне родиться. Я обращаю свои крики о помощи ко всем, кто в состоянии их услышать. Я кричу всему миру, что и Мать-природа не способна творить чудеса. Ее божественность — это тоже обман.

Чья-то неведомая воля снова и снова повергает меня на землю в чаще леса. И здесь надо мной учиняют странное неописуемое надругательство. Вскрывают вены. А Мать-природа ничего не делает, чтоб покончить с этим злом, она не раздвигает деревьев в лесу, чтобы помочь крику вылететь из леса. Наоборот, она убаюкивает этого человека, виновника моих несчастий, скрывая его от мира, пряча от дневного света. Он знает: здесь его не предадут. Все совершается по неизменному распорядку — и свет уступает место тьме, чтобы вернуться, когда придет его время. Этот человек чувствует себя в безопасности. Пройдет двенадцать часов, и одна крайность сменится другой, как заведено в мире, таков закон Вселенной, столь для него удобный.

Его время — это вечер, тот час, когда спасение почта невозможно. Час, когда большинство тех, чьи надежды чисты и воспоминания связаны разве что с качанием на качелях, уже крепко спят. Под закрытыми веками быстро двигаются их глаза. Которые ничего не видят.

Из моих уст никогда не вырвется ни малейший крик, который бы разбудил даже тех, кто спит в соседней комнате. Мир не повернётся ко мне ни на один градус, не придет мне на выручку, не заставит спящих открыть глаза, чтобы увидеть, что со мной творится… Вот он, этот человек!.. Его глаза словно впечатаны в выражение безмолвного ужаса, застывшего на моем лице… И нет объяснения, почему этот человек выбрал именно меня в качестве своей жертвы и есть ли у него продуманный план действий.

Мне остается только ждать. И, как я ни устала, не закрывать глаз в постоянном ожидании вызова. Вызова на борьбу, чтобы узнать, кто больше олицетворяет силы тьмы. И кто, узнав это, сможет, тем не менее, выжить?

Я сижу, ожидая его прихода, и мое бодрствование поддерживается сознанием, что скорее я привыкну к тьме, чем он к свету.

Лора.

10 сентября 1986

Дорогой Дневник!

Как пишется в таких случаях, к сему прилагаю мою душу и память. И еще то, что в избытке отсутствует у моего врага, — совесть. «Вина» — всего лишь слово, используемое им, чтобы заставить меня замолчать. У него нет никакого уважения к морали, нет страха перед опасностью.

Как может этот незваный гость бояться смерти или возможного наказания, если он постоянно приходит с моей стороны дома и появляется в окне, как будто оно его собственное?

Он издевается надо мной, появляясь в одежде того, кто может в первую минуту показаться твоим близким другом. Или соседом. Или коммивояжером, обладающим способностью входить без приглашения и даже требовать чашку кофе («Обычного, если не возражаете»), прежде чем раствориться в воздухе и стать одной из тех грез, в виде которых он иногда и предстает.

Он, что, думает, мы будем сидеть с ним и мирно болтать, прежде чем увести единственного ребенка в этой семье из ее комнаты и продолжать над ней свои эксперименты?