Твой первый - единственный (СИ)

Я опустил глаза на спидометр и понял, что даже восемьдесят меня не устраивает. Я вилял по трассе, обгонял один автомобиль за другим, плевал на светофоры и на пешеходов, которые отскакивали от сумасшедшего водителя, боясь перейти дорогу. В голове не было ничего, только воспоминания сегодняшнего утра.

Рита в облегающем белом шёлковом халатике у плиты готовит мне завтрак. Вот она поворачивается, на ее лице сияет ослепительная улыбка. Такая теплая, что могла бы заменить солнце на небе. Она откладывает лопатку на кухонную столешницу и подходит ко мне. Привстает на носочки, обвивает руками мою шею и нежно касается губами моих губ.

Я не могу представить, что завтра она вот также не поцелует меня, что я зайду на кухню и не застану ее там. Не могу представить, что в моей квартире больше не прозвучит ее голос, что я не увижу в ванной ее шелковый халатик.

Там останется лишь этот дурацкий белый гусь, купленный под Новый год. И пустота.

К горлу подступил ком. Я сжал крепче руль, глаза защипало, воздух стал слишком густым, мне было сложно дышать, сложно нормально соображать. Но одно я знал точно, что не смогу без нее. Не смогу без моей Риты.

Я выжал педаль газа, на спидометре уже показывало сто, а впереди еще два квартала и машины, которые настойчиво мешали мне ехать быстрее. Я обгонял каждую, пропустил еще один светофор. Каким-то чудом вывернул от большого КАМАЗа, который громко сигналил позади. Мы едва не столкнулись на крестовом перекрестке, куда я залетел, нарушая все правила дорожного движения.

Мозг продолжал назойливо твердить, что нужно успокоиться. А сердце уже окончательно сошло с ума. Оно посылало воспоминания: яркие, прекрасные, наполненные счастьем. Проклятый голос в голове нашёптывал, что, возможно, эти воспоминания так и останутся лишь воспоминаниями, заставляя меня увеличить скорость.

Сто двадцать. На узкой городской дороге, где к моему счастью не было заторов и почти не было машин. В обеденное время трассы чаще пустовали. Мозг бил тревогу. Пульс частил, набирая обороты. Все казалось каким-то неестественным, словно не со мной, словно кто-то другой сейчас за рулем.

Мобильный, который я кинул на пассажирское сиденье, начал трезвонить. Краем глаза я заметил, что это Люков.

Мозг прошептал, что Дима мог встретиться с Ритой, а сердце уже ничему не верило: ни Диме, ни даже командам мозга. Я потянулся за телефоном, но он выпал в моих влажных пальцев и с грохотом упал на пол.

– Твою мать! – прорычал я.

Мозг говорил, что стоит съехать на обочину. А сердце устало повторять свои команды. И я поверил больше ему, нежели здравомыслию. Поверил в свою машину, которая умело держится на дороге, в удачу и, черт возьми, в то, что мне нужно было принять этот вызов немедленно.

Я наклонился в сторону пассажирского сидения, нащупал мобильный и даже успел поднять его. Но когда посмотрел в боковое стекло, замер. Там за окном было лето. Хотя сейчас зима. Там было жарко, летали бабочки, и шелестела листва тополей. Влажный асфальт от недавно прошедшего дождя блестел, и мне показалось, что воздух в салоне словно пропитался запахом свежесрезанной зелени и пыли. А на перекрестке стояла она – моя Рита. В зеленом сарафане, том самом, который ей сшила много лет назад мать. Она увидела меня, подняла руку и улыбнулась.

Я отчетливо видел, как ее губы разомкнулись, как она произнесла что-то. Что же она сказала? Что я должен был услышать? Что я хотел услышать?

Я никогда не оставлю тебя?

Я тосковала по тебе?

А может… Я люблю тебя?

Мы не успели обменяться последней фразой. Я не успел услышать три столь важных слова, адресованные только мне. Не успел сказать их сам. Печально. Слишком печально, что мои губы нервно дернулись.

Ветер развевал ткань ее сарафана. Волосы, заплетенные в косу, распустились и теперь скрывали от меня лицо Риты. Она будто отдалялась. Медленно. Шаг за шагом. Ее образ становился таким расплывчатым, что мне захотелось закричать, позвать ее, произнести имя, в которое я всю жизнь вкладывал особый смысл.

– … – я попытался, я честно попытался сказать хоть одну букву любимого имени, но не смог. И тут образ Риты окончательно померк.

Послышался грохот. Скрежет. Шум.

И наступила темнота.

Глава 43 - Рита

Я шла, сжимая картонный стаканчик с горячим карамельным латте. Зима в городе потеряла свою былую краску, мне хотелось, чтобы снег блестел серебром, и было так тихо, что ничего не слышно, кроме хруста под ногами. Но по факту была серость, грязь и шум от проезжей части. А может я просто злилась на англичанку, которая нагло требовала от меня того, чего не было в билетах.

Мы просидели с ней в душном кабинете почти два часа, мы спорили, а под конец, я не выдержала и высказала немного лишнего. Например, что она придирается ко мне или ждет денег, и что по факту это неэтично – заваливать студентов.