– Мне бы хотелось верить, что все оставшиеся пятьдесят пять лет я действительно была смелой и всегда поступала правильно, но, к сожалению, это не так. Хотя, если рассуждать именно с этой точки зрения, даже если я доживу до шестидесяти, то у меня есть еще целых двадцать пять лет для того, чтобы заново переучиться на новую профессию, а может быть, даже и не на одну. Но оставить то, во что ты вкладывала все деньги, силу и душу, очень непросто. Мне жалко бросать это, тем более что я получаю много плюсов от своей работы.
– Каких?
– Классный коллектив, интересные случаи, отпуск сорок два дня, сокращенный рабочий график, дают молоко, нет ночных дежурств, пациенты не звонят по ночам, – стала перечислять девушка.
– Забавно. А минусы?
– Минусы – то, что я сейчас сижу здесь, а могла бы кайфовать где-нибудь на берегу теплого моря. Хотя я благодарна этим стечениям обстоятельств, ведь я обрела новых подруг. Хотелось бы, конечно, познакомиться с тобой и Лерой при более благоприятных обстоятельствах, ну что поделать. А еще, работая патологом, тебе всю жизнь будет казаться, что ты знаешь недостаточно: невозможно выучить весь патан, всегда будет какая-то неведомая болезнь, которая заставит тебя пыхтеть над ней целую неделю. Мне будто хочется разорваться пополам: мне хочется и уйти во что-то новое, и остаться.
– Это называется «эффект казино»: когда ты зациклена на том, сколько уже вложено в отношения, работу или хобби, и тебе жаль с этим расстаться. Ты хочешь выжать максимум и получить свой выигрыш, но парадокс в том, что в выигрыше будет как раз тот, кто раньше примет поражение и уйдет. Чем дольше ты остаешься там, где тебе оставаться не хочется, тем больше ты теряешь. Есть даже такая поговорка: лошадь сдохла – слазь. Если ты рискнешь попробовать себя в новой сфере сейчас, то у тебя будет шанс еще целых двадцать пять лет кайфовать и гордиться собой за то, что ты на это решилась. Попробовать и пожалеть всегда лучше, чем всю жизнь изводить себя вопросом: а что было бы, если…
– Нерешительность хуже, чем неудачная попытка: вода меньше портится, когда течет, чем когда стоит, – процитировала Тоня испанского писателя Фернандо де Рохаса. – Спасибо тебе, интересная практика! Теперь буду использовать ее, она и правда помогает взглянуть на все с другой стороны.
Они поговорили еще немного и тихо прошмыгнули в свои комнаты, чтобы не получить нагоняй от суровых медсестер: сколько бы лет тебе ни было, в санатории ты начинаешь чувствовать себя подростком.
Через неделю Ася смущенно протянула Тоне листок бумаги, сложенный вчетверо. По необычному цвету та сразу узнала страницу, вырванную из Асиного блокнота.
– После нашего разговора ко мне пришло вдохновение, и я написала этот стих, но долго не решалась тебе отдать. Надеюсь, он станет для тебя напоминанием или путеводным маяком, если тебя вдруг снова начнут одолевать сомнения насчет будущего. Но мне бы хотелось, чтобы он не задерживался надолго у одного человека, а в нужную минуту как подсказка переходил к тем, кто в нем нуждается.
– Ох, спасибо, это очень неожиданно! – удивилась Тоня.
Раскрыв листок, она прочитала простые, но очень трогательные строчки.
– Ася, это просто чудесно! Мне никто и никогда раньше такого не делал. Можно я тебя обниму?
– Конечно, – улыбнулась девушка и раскрыла руки. – Меня завтра выписывают, поэтому я буду рада, если ты тоже напишешь мне в блокнот какое-нибудь пожелание.
После того как девушки обнялись, Ася протянула раскрытый блокнот и ручку. За время пребывания здесь ее волосы немного отросли, сделав похожей на белоснежный одуванчик, и ручка стала путаться в волосах, поэтому она носила ее, закрепив на кармашке рубашки.
Тоня написала: «Ты волшебная! Я счастлива обрести такую замечательную подругу. Давай договоримся увидеться в следующий раз при хороших обстоятельствах в какой-нибудь теплой стране? Свети другим, но, пожалуйста, не сгорай сама».
Я смотрела невидящими глазами в историю и не могла остановить слезы, льющиеся рекой.
Растерявшаяся Саня села рядом со мной на диван.
– Эй, Танчик, ты чего? Секунду назад сидела же счастливая, – недоуменно спросила она. – А-а-а, история. Это что, кто-то из твоих родственников?
Я отрицательно покачала головой, а потом кивнула, окончательно запутав Саню.
– Н-н-н-не смогу. Я не пойду. Это Л-л-леонид Н-н-николаевич. Ори-он, – от слез я даже начала заикаться.
– Кто? Прости, я не понима… А! О, блин, это мужчина с собачкой, которого мы видели, да?
– Д-д-да!
Саня забрала у меня историю и положила ее к себе на стол, закрыла дверь кабинета на замок и ненадолго открыла окно, чтобы прохладный морозный воздух охладил мое раскрасневшееся лицо. Потом сунула мне в руки кружку мятного чая и шоколадку, которую достала из подарка студентов.
– Я н-н-не хочу.
– Тебя никто не спрашивает. Жуй, это поможет.
Лишь спустя десять минут я смогла немного успокоиться. Саня в это время звонила в стационар, чтобы узнать подробности лечения Л. Н. и предположительную причину смерти.
– Это что, была шоколадка с валерьянкой?