Твой XVIII век. Твой XIX век. Грань веков

Лишь небольшое число записок, конечно не без риска, было составлено в пределах России. Таковы, например, воспоминания декабриста М. А. Фонвизина, сочиненные в Сибири, а также записки некоторых важных должностных лиц (Гейкинга, Вельяминова-Зернова). Важнейший источник, основанный на рассказах главных вождей заговора, – записки А. Ф. Ланжерона. Переправленные во Францию (Фейнберг, 91), бумаги Ланжерона были использованы А. Тьером во втором томе его известного труда «История консульства и империи». Тьер, признанный европейский авторитет, придал весомость некоторым сведениям, раньше звучавшим легковесно и сомнительно. «История…» Тьера имела много читателей, книга не раз переиздавалась; для следующих поколений, например для Герцена и его круга, уже почти не встречавших прямых свидетелей 1801 года, это была главная печатная версия важного политического события (хотя понятно, что книга публиковалась в России с купюрами, так же как все другие западные издания, касавшиеся подобных сюжетов).

Только после 1905 года появляется ряд российских публикаций, в том числе два издания (1907 и 1908) сборника основных мемуаров о заговоре «Цареубийство 11 марта 1801 года».

В советское время история политической борьбы в 1796–1801 годах естественно входит во все общие и специальные курсы о России XVIII–XIX веков, получает дополнительную документальную основу, особенно по части социально-экономической и внешнеполитической. Новых материалов о самом политическом перевороте, однако, почти не обнаруживалось. Источниковедческий исторический анализ известных мемуарных данных фактически не проводился. Сопоставление опубликованных текстов с архивными слоями также почти не делалось (см. Желвакова, 207–223).

Понятно, что проблема переворота 1801 года лежала как бы на периферии исторических задач, решавшихся советскими специалистами. До поры до времени почти все силы историков общественного движения XVIII–XIX веков были направлены на разработку таких первостепенных тем, как декабризм и другие этапы русской освободительной борьбы и как народные восстания или главные литературные, философские течения. Некоторое забвение проблем внутренней политики, борьбы за власть между разными влиятельными группировками, однако, угрожало известным историческим «перекосом». Новые, свежие, современно осмысленные данные из одной области исторического знания вступили в какой-то момент в противоречие со старым (порой 70-летней давности!) уровнем освоения «соседних областей».

Разумеется, мы ни в коей мере не считаем предлагаемую в следующих главах историю политических событий 1800–1801 годов достаточно полной, выявленной, исчерпанной: ранние этапы заговора будут представлены довольно сжато, характерные же детали, «анатомия» последнего дворцового переворота подробно разобраны в пределах последних месяцев 1800 и начала 1801 года.

Таким образом, делается попытка известного движения вперед в изучении события, не раз привлекавшего внимание русских мыслителей, писателей, революционеров. События, где видны начала многих начал наступавшего XIX столетия.

ПЕРВЫЙ ЗАГОВОР[159]

В 1797–1799 годах, как это видно и по некоторым опубликованным, но несистематизированным материалам, существовала и развивалась антипавловская конспирация, в которой участвовали наследник Александр, его жена Елизавета Алексеевна, А. Чарторыйский, Н. Н. Новосильцов, П. А. Строганов, В. П. Кочубей (см. Шильдер. Александр I, с. 114–116, 161–180); связь с наследником и его друзьями поддерживали А. А. Безбородко и Д. П. Трощинский в России, бывший учитель наследника Лагарп из-за границы. На своих тайных собраниях эти люди толковали о политических делах в стране, искали наилучших форм для ее переустройства; при этом были составлены два документа: секретный «манифест» о будущем конституционном устройстве России (Чарторыйский в 1797 году) и записка Безбородки «О потребностях империи Российской» (1798), защищавшая принципы просвещенного абсолютизма.

Потаенные замыслы кружка, возможно, были как-то связаны с беспокойством, несколько раз охватывавшим гвардию в 1797 году (Шильдер. Павел I, 573–574); есть основания думать, что на Александра и его приверженцев ориентировался и известный Смоленский заговор («Канальский цех» А. М. Каховского, А. П. Ермолова и их сторонников. – См. Снытко, 111–122). Именно тайная защита друзей наследника, вероятно, помешала властям докопаться до всех корней смоленского вольнодумства.