Твоя звезда

Губернаторша спрашивала, но как будто вовсе и не ждала ответов на свои вопросы – потому что она всё сама знала. И зачем Семену красные флаги, и почему он ушел от людей. И зачем здесь Степа… Она так смотрела, так улыбалась, что казалось – эта женщина знает всё про всех, ей не всё нравится, что происходит, но она больше, шире, выше, она смотрит на всё и всех с такого высока, что может и простить, и казнить, и в одно мгновение всё повернуть с ног на голову… Степа тряхнул головой. Наваждение какое-то… Надо же…

– Что? – засмеялась губернаторша. – Поплыл? Взгляд у меня такой. Колдовской. А ты думал – я просто так здесь на вертолетах летаю? Нет. Это мой предшественник пил-гулял, всё профукал, еле ноги унес с поста. А я – нет. Я надолго собираюсь во власти быть. Потому что я своей области нужна, а всякие прохиндеи – нет. И у меня в области всё должно быть хорошо и мне понятно. Если красный флаг – то я должна быть в курсе, что и почему. Музей – так музей. Чудак живет какой – ну, это мы еще посмотрим, есть ли у него справка от врачей. А, Семен? Как у тебя отношения с докторами?

Семен, не очень понимая, к чему она клонит, хмурился.

– Что? Молчишь? Что ты развел здесь? Какая еще республика? Это что – шутка? Кто тебе автономию давал?

– Сам я себе всё дал, – буркнул Семен.

– А сам – это анархия и экстремизм. У меня в области ни того, ни другого не будет. Табличку «этнографический музей» вешай, и дело с концом.

– А смысл? – Семен, отставивший было ружье, снова за него взялся.

– Ружье поставь, напротив меня садись – разговаривать будем. Ты чего добиваешься? Что, пригнать бульдозеры, снести здесь всё? Завтра здесь ничего не будет.

– Погибну за идею, – проговорил Семен.

– Ну и дурак. А ты не гибни. Ты за идею борись. А мертвый ты никому не нужен. Забудут, как забыли всех. Я правильно говорю, Степан? – Елизавета Сергеевна улыбнулась, показав мелкие белые зубки. – Вы ведь Степан, я вспомнила, как вас зовут. Тебя. Степан. Красивое имя, правильное.

– На «ты» почему сразу со всеми? – недовольно проговорил Семен. – Хозяйка потому что?

Губернаторша засмеялась.

– Потому что я людей своих люблю и со всеми хочу дружить. И еще, Семен. У тебя хорошие друзья. Значит, скорей всего, и сам ты хороший человек. А с хорошим человеком я по-плохому поступать не буду. Я вот целый вертолет людей привезла, на всякий случай, если ты отстреливаться решишь. Но вижу, что всё можно решить мирно.

– Вертолет? Против меня? – недоверчиво хмыкнул Семен.

– А как ты думал? Взяли специальный отряд, чтобы тебя штурмовать, Семен Калашников. Кто тебя знает, может, ты из миномета отстреливаться будешь? Блиндаж тут у тебя, полный оружия, а, как? При задержании были бы ранены три сотрудника внутренних войск, и ты сам мог погибнуть… Но ты оказался вменяемым человеком. Правда? – Не дожидаясь ответа Семена, Елизавета спокойно продолжила: – Значит, мы договорились. Ты – хранитель музея нашей славной истории. Правильно? История у нас сложная. Одни с войной всё расстаться не могут. Другие – с революцией. Я вот, Степа, по крупицам собираю историю царской семьи.

Семен хмыкнул:

– Чё ж ее собирать-то, тонны книг уже написаны!

– А я сама собираю. Скоро выставка будет – самых дорогих и святых реликвий нашего края и вообще России. Вот купила чашку, из которой пила чай дочка императора.

– На какие шиши?! – вскинулся Семен. – На народные деньги? Вы бы лучше поликлинику отремонтировали!.. Вон бабки помирают одна за одной, без лечения.

– Жизнь есть жизнь, – улыбнулась Елизавета Сергеевна. – Все мы когда-нибудь уйдем, Семен. А о прошлом своем нужно знать самое лучшее. Все самые лучшие сказки.

Степа несколько озадаченно следил за их разговором. Не так он себе представлял и губернаторшу, и борьбу с ней. Но она ведь женщина, с ними всё всегда сложно и не так, как ты думаешь…

– Что вот тебе в коммунизме этом, ты мне можешь сказать? Чем тебе там намазано?

Губернаторша, не дожидаясь предложения, взяла чашку, протерла ее край концом своей собственной свободной бледно-голубой блузки, скинула красивый стеганый пиджачок на спинку стула, налила себе чаю из чайника, стоявшего на столе. Разломив сушку, положила кусочек в рот, сделала большой глоток чая. Степа, как завороженный, наблюдал за ней. Небольшой рот, мягкие губы, ямочки на полных белых щеках, лучики легких морщинок около глаз, а глаза улыбаются, словно всё про тебя знают, и то, что они знают, им очень нравится.

– Что? – засмеялась губернаторша. – Красивая? Да. Я знаю. Есть в некоторых женщинах что-то волшебное, правда, Степа? То, что никакими словами не выразишь.

Семен, хмурясь и почесываясь, тоже взял чашку.

– Вот, продолжаю, – сказала губернаторша, с удовольствием прихлебывая и причмокивая. – Чай у тебя, Семен Калашников, вкусный, а в голове – ерунда. Раз ты ничего мне в ответ про коммунизм не говоришь…

– Так слова не вставить!.. – вскинулся было Семен.