Твори бардак, мы здесь проездом!

— А в Стокгольме? — покосился на него старший товарищ. — Я тебя, как человека просил, сходи, купи Валентине Тимофеевне моей какой-нибудь приличный свитерок. А ты, балбес, что мне притащил? Фигню какую-то. Все командировочные потратил впустую.

— Да как вы можете? — завопил возмущенный до глубины души Сашка. — Я вам купил свитер с их национальным орнаментом — с оленями. В таких вся Швеция ходит. Самый писк! Если хотите знать, даже ихнии король с королевой надевают — я по телевизору в гостинице лично видел.

— Погоди ты…олень! — довольно грубо и бесцеремонно перебил его Аничкин и с подозрением осведомился у неторопливо шагающего по улице Яшина. — Лев Иванович, а это что сейчас было? Ну, там, в кафе? Ты зачем их нападающему шампанское отдал?

Все затаили дыхание. Было и правда очень интересно, что же ответит легендарный вратарь. А тот еще несколько метров шел по тротуару, погруженный в свои мысли и, казалось, не собирается отвечать. Но, вдруг остановился, повернулся к одноклубникам и со своей обычной, простецкой и немного смущенной улыбкой сказал:

— Ты знаешь, чем-то меня зацепил этот паренек. Такое хладнокровие продемонстрировал, такую выдержку. Положа руку на сердце, кто у нас в чемпионате из нападающих на последних минутах, да еще в кубковой игре, когда все на кону и отыграться нельзя, а ничьих не бывает, рискнет меня обводить?

— Да кто? — почесал в затылке Аничкин. И начал загибать пальцы. — Стрелец, Метревели, Бышовец, — задумался, — Толик Банишевский, быть может.

— Вот, — удовлетворенно кивнул Лев Иванович. — На пальцах одной руки пересчитать можно. А он вдруг взял и рискнул. Меня прям, как накрыло, высший класс продемонстрировал Волох, молодец! Такому, — Яшин опять улыбнулся, — и шампанское подарить не жалко. Пусть с друзьями пригубят по чуть-чуть, напиточек легонький, что с него станется.

— Да он его в сервант поставит и гостям показывать будет, — заржал Маслов. — А потом детям-правнукам. Как семейную реликвию. Ты бы еще ему на этикетке расписался и точно экспонатом музея сделал бы.

— А лет через тридцать на аукционе он бы ее продал, — подал голос Данила. — Знаете, как у буржуинов такие раритетные вещи ценятся? Большие деньги можно выручить.

— Иди уже, нэпман недобитый, — отвесил ему шутливый подзатыльник Маслов. И под общий смех добавил. — Скажи еще, что твои бутсы или футболка кого-нибудь через тридцать лет заинтересуют!

А это мы еще посмотрим, сказал про себя Данила, сцепив зубы, и упрямо наклонил голову. Посмотрим!

Глава 28

1968 год. Москва. Июль

— Малой, иди сюда?

— Зачем?

— В картишки перекинемся.

— Не, я пас.

Карты Данила не любил с детства. Так уж вышло, что однажды он стал свидетелем того, как в их районе убили девчонку. Хорошую, скромную девчонку, которую изо всех сил тянула в одиночку мама — обычная швея с близлежащей фабрики.

Несколько взрослых мужичков со «славным» уголовным прошлым повадились у них на районе «воспитывать» молодых ребят, втирая им про блатное братство, тюремную романтику, воровские понятия и прочую муру. Радушно угощали папиросами и охотно наливали дешевый портвешок. А заодно исподволь привлекали к различным темным делишкам. Сначала к какой-то ерунде, навроде: «Слабо на рынке у тетки пару яблок стырить братанам на закусон?», а потом… «Постой на шухере в подъезде, мы тут одного жадного фраера навестим!»

Кто-то велся, кто-то шарахался, как черт от ладана. По разному было. Сам Мельник на предложение срубить бабла по легкому, приложив некоего барыгу слегонца по темечку кирпичом, а после пошарить в его богато обставленной хате, решительно пошел в отказ, не побоявшись презрительного: «Ссыкун!». А вот парочка его хороших приятелей с охотой полезли во все это дерьмо. Как итог, одного нашли позже с перерезанным горлом в парке — дело так и осталось нераскрытым — второй отмотал несколько сроков, при случайной встрече много цитировал Библию, улыбаясь беззубым ртом.

Так вот, карты. Короче, двум бестолковым юнцам напели, что, дескать, карточный долг — это дело чести, отказаться нельзя и так далее и тому подобное. А затем технично развели в «буру». И потребовали в качестве отработки убить первого прохожего, который пройдет по улице в чем-нибудь красном. Не любили уголовники, по понятным причинам, этот цвет.

На свою беду мимо этих уродов возвращалась домой в красном пальтишке девятиклассница из школы Данилы.

Хоронили ее с матерью в один день — та, после опознания в морге, пришла домой и повесилась.

А самое поганое, что по возрасту этих дегенератов даже не расстреляли, а дали по пятнашке. И много лет спустя одного из них Мельник встретил в своем районе. Упитанный такой был мужчинка, с двумя детьми и крикливой женой. Бывает…