Творцы будущих знаков

При обозначенном нами различии, Г. Оболдуева объединяет с обериутами ряд специфических черт, характерных для подпольного искусства, подпольной литературы. Прежде всего, это ярко выраженная асоциальность (что не исключает, например, у Оболдуева острого видения действия социально-политических механизмов режима в их не замаскированном, а подлинном проявлении). Артистизм у Оболдуева и эстетизм у обериутов переходит в дендизм(при этом, несомненно, никакого влияния на них не могла оказать теория дендизмаБодлера). Это не разрешение вопроса о «поэте и черни». Полная победа антикультурыстоль сокрушительна, что редкие выжившие носители культурымогут находить ее лишь в собственном индивидуализме, даже в роковой исключительности своего дара, не нужного обществу. Закрытость и суженность жизни привносит в подпольное искусство еще один свой «дар» — повышенную «процентность» эротических мотивов в творчестве. И что веет над всем этим? — дух неминуемой безвестной гибели. Голоса обериутов пресекаются на самой высокой, как говорят, «ноте». (В тюрьме, запертой на замки и брошенной в осажденном Ленинграде, вряд ли Osкричал последнее у обериутов, а крик — должен был быть!). Георгий Оболдуев выживает. После тюрем, лагерей и ссылок. После раны на фронте. Верный своему историческому чутью, культуре, он имел «право выбора сквозных тем / В нашей целости дырявой». В 1932 году, заметив смятение Пастернака периода «Волн», он упрекнул его, любимейшего из русских поэтов: «Пастернак потерял тему. Паллиативом „пятилеток“, „революционных воль“ и „генеральных планов“ не заполнить этой пустоты». О какой темеупорно говорит Георгий Обол-дуев? Думаем, что это — темасохранения человеческого, гражданского и артистического достоинства перед лицом всесильного тоталитаризма, победившей антикультуры, антиисторизма, перед обществом, превратившимся в угаре «энтузиазмов», незаметно для самого себя, в аморфное мещанствобез роду и племени. Эту тему Георгий Оболдуев проносит через всю свою жизнь, с вынужденными перерывами (естественно, нет стихов «лагерного периода», «военные» стихи он начинает писать только после войны). В последних его стихах, о которых мы уже упоминали, есть нечто, что страшнее отчаяния. Это как бы — еще «при жизни» — загробный голос. Прорывая какой-то нечеловеческой, тихой и тусклой силой окружающее его до сих порбезмолвие, доходит до нас теперь этот голос: «Могёшь ли ты? Могу, могу / Сиреной выть в ночи „угу-у!“». Голос одного из крупнейших русских поэтов.

Живописное обозрение

1

Солнце — матерью —НравоучительствуетЗдраво и материалистично.Месяц — Пантелеймоном —КачаетсяУкоризненно и елейно.Живой разливПочек, листьев, лепестков,Веток, цветиков, злаков,Трав, корней и былинок.Душистый винегретМелкопоместных и владетельныхОвощей и корнеплодов.

Сочная тяжестьОтставных плодов.Потомственное разложеньеОсунувшихся цветов.

2

На условленных местахНетерпеливо комсомолятся девчонкиИли нервничают пареньки,Запоминая влюбленными теламиРазнообразные процветанья.По солнцепекамС полей тащатся дачницы,Уткнувши точеные носики

В неудобные букеты.В садахСтайки сорванцовНаскоро набивают постные брюшкиНеусторожённой добычей.От опушекТянутся оравы детворы,Хозяйственно согнутойПод грибным грузом.По рынкамВдосталь удобренные хозяюшкиВыкатывают острые глазкиНа отлежавшееся богатство.

У приятелейСемейные ответственные работникиШтурмуют тепленьких капризницЩедрыми великолепьямиИностранных вкуснятин.На перронахКлетчатые джентльменкиПлотоядно фыркаютВ охапки мертвецов.С кушетокТолько что отлюбленные нэпячкиУдовлетворенно растопыривают ноздриНа подвластные цветники.

3