Ты будешь моим

– Я буду защищать тебя до самой моей смерти, – прошептал он мне на ухо. – Никто и ничто вам не навредит. Если наша дочка будет такой же, как я, я буду любить ее и поддерживать, в отличие от моих родителей. Я покажу ей, что можно жить с этим и радоваться жизни. Ведь жизнь того стоит.

Я растаяла в его руках и, развернувшись, уткнулась носом в его покрытую потом грудь, желая оставаться там вечно.

– Это будет мальчик. И у него все будет в порядке, как и у тебя.

Глава 18. Черное состояние

Они спровоцировали его. Его родители. Они игнорировали его всю его жизнь, и теперь, когда они приходят к нему, все, что они делают, это причиняют ему боль. Не прошло и пары часов после их визита в Остине, как Реми полностью впал в свое черное состояние.

Я знала, что это случилось из-за них. И Пит это знал, и Райли. Тренер и Диана тоже все знали и понимали.

На следующее утро после их визита он едва смог встать с постели, и это продолжалось уже несколько дней. Реми был эмоционально и морально раздавлен, разбит, нокаутирован. Мне было невыносимо больно видеть его в этом состоянии, я чувствовала себя так, словно меня каждый день пинали в живот.

– Он уже встал? – спросил меня Пит из гостиной. Вся команда собралась там, и на меня обратились обеспокоенные взгляды, когда я вышла к ним и закрыла за собой дверь большой спальни. Я лишь горестно помотала головой. В этот раз Реми погрузился в свою пучину отчаяния так глубоко, что полностью отрешился от меня. Таким я его еще никогда не видела.

Он едва смотрел на меня. Почти ничего не ел. Еле разговаривал. Он пребывал в ужасном расположении духа, но при этом, видимо, изо всех сил старался ни на ком не сорваться и поэтому ничего не говорил, абсолютно ничего. Все, по чему я могла судить о его внутренней борьбе, – это его снова и снова сжимающиеся и разжимающиеся кулаки и неподвижный взгляд, направленный как будто внутрь себя.

– Черт. Это плохо, – пробормотал Пит, проводя рукой по лицу.

И он называет это «плохо»?!

Лица Дианы, Лупе, Пита и Райли выглядели такими же несчастными, какой я сама себя сейчас чувствовала.

– Он хотя бы принял капсулы с глютамином? – спросил меня Тренер, нахмурив лоб до самой лысины. – Иначе он потеряет мышечную массу, над которой мы так усердно работали!

– Он их выпил.

Он просто взял их у меня из рук, сунул в рот, запил глотком воды и плюхнулся обратно на кровать.

Он даже ни разу не обнял меня, не прижал к себе, как обычно делал, когда находился в своем втором – маниакальном состоянии. Как будто он сам себе был противен… или ему была противна я.

Тихо, чувствуя себя мрачной и серой, словно грозовая туча, я села на стул и уставилась на свои руки, ощущая на себе взгляды всех четверых. Так продолжалось несколько долгих, ужасных минут. Они сверлили взглядами мою макушку, как будто я одна должна была знать, как справиться со всем этим дерьмом. А я не знала. Я провела две ужасных ночи без сна, обнимая моего большого, тяжелого льва, и тихонько, чтобы он меня не услышал, плакала. В остальное время, днем, я растирала его напряженные мышцы, пытаясь вернуть себе Ремингтона Тейта, такого, каким он всегда был рядом со мной.

Ремингтон просто не понимал, что только он один связывает нас вместе. И теперь мы все, вся команда, старались изо всех сил, чтобы вытащить его из этого дерьма. Мы настолько зависели друг от друга, что все без исключения чувствовали себя подавленными. Я точно знала, что все эти три дня ни один из нас ни разу не видел улыбки на лицах друг друга. И мы не будем улыбаться, пока на его лице вновь не появятся озорные ямочки.

– Он что-нибудь говорит? – нарушил тягостное молчание Пит. – Он хотя бы сердится на этих придурков? Или на что-нибудь еще?

Я снова молча помотала головой.

– В этом-то и проблема с Реми. Он просто принимает все на себя. Продолжает стоять, но пропускает удар за ударом. Иногда мне хочется, чтобы он просто сказал, что чувствует, черт возьми! – Пит вскочил и принялся расхаживать по комнате.

Райли покачал головой, не соглашаясь.

– Я уважаю его подход, Пит. Когда ты открываешь рот, чтобы озвучить что-то, оно становится реальным. Что бы ни крутилось у него в голове, тот факт, что он не говорит об этом, означает, что он продолжает бороться. Сам, как умеет. Он не позволяет этому приобрести достаточного значения, чтобы выплеснуть все наружу.