Ты будешь моим

– Да я схожу по тебе с ума! – казалось, он не верил своим ушам.

Я со стоном закрыла глаза, мне отчаянно хотелось ему верить.

– Я говорил тебе о своей любви каждым лепестком каждой розы, – прошептал он своим умопомрачительным бархатным голосом, окутывающим меня своим теплом. А потом снова провел подушечкой большого пальца по моим губам, на этот раз менее нежно, с нажимом, требовательно.

– В психиатрической клинике одна из моих докториц как-то получила розу. Она сказала мне, что это от ее мужа, он сейчас в отъезде, но хочет сказать, что любит ее. Ведь это так понятно – когда тебя нет рядом, рассказать таким способом о своей любви? Брук, я никогда такого раньше не делал, но мне невыносимо больно смотреть на тебя через этот гребаный экран. Мне больно просто писать сообщения. Боль от этого в сто раз сильнее, чем от самых сильных ударов, которые я получаю на ринге.

Он обхватил пальцами мой затылок, как будто хотел вжаться в меня как можно сильнее, его глаза пылали так неистово, что мое сердце едва не выпрыгивало из груди.

– Разве ты не слышала песни?! Они все были для тебя, Брук. Разве ты не знала, что я думаю о тебе каждую секунду? Что я безумно скучаю по тебе? Если я не смог показать тебе свою любовь, тогда скажи мне, каким образом я мог облажаться?

– Мне хотелось, чтобы ты хотел видеть меня во время своих боев! Как это было всегда. Ведь раньше я всегда сидела на этом месте. Так почему ты не взял меня туда? Не пришел ко мне раньше, как только приехал в Сиэтл?

– Боже, я хочу видеть тебя там, в зале, как не хочу ничего на свете! Неужели ты думаешь, я наслаждаюсь хоть одной секундой этого ада, в котором нахожусь без тебя? Если бы я пришел к тебе перед боем, ты думаешь, у меня хватило бы сил снова уйти, оторваться от тебя? Как ты могла вообще подумать, что это легко для меня, Брук? Как?

Горькое разочарование в его глазах резануло меня так глубоко, что я в раскаянии опустила голову. Нет, я не думала так, на самом деле я понимала, что для него это совсем не легко!

– Ты думаешь, что это ты во мне нуждаешься, моя маленькая зажигалка? – Его резкий вопрос хлестнул по мне, так что все тело покрылось мурашками. – Детка, это я в тебе больше всего нуждаюсь. Ты даже не подозреваешь, до какой степени ты мне нужна. – Неожиданная печаль, прозвучавшая в его голосе, заставила меня поднять голову и снова посмотреть на него.

– Я уже не могу участвовать в турнирах так, как прежде. Я не могу сконцентрироваться. Я не могу спать. Я не могу полностью включиться в состязания. Там, на ринге, я действую как робот. У меня здесь пустота, черт бы ее побрал – вот прямо здесь. – Он ударил себя по груди. – Я все делал для того, чтобы защитить мою малышку. Трое докторов – все трое! – сказали, что первые три месяца она должна лежать в постели. Ей нельзя никуда ездить, нельзя волноваться. Я не могу видеть ее, я не могу заниматься с ней любовью – и я пытался! Я пытаюсь поступать правильно, хотя все мое нутро кричит, что она принадлежит мне! – Он прищурился и с шумом выдохнул через нос. – Каждую секунду, пока мы с тобой дышим, ты принадлежишь мне.

– Реми, прости. Все это и меня тоже сводит с ума. – Я закрыла лицо руками, пытаясь восстановить дыхание несмотря на сдавленное спазмом горло, но он схватил меня за запястья и заставил опустить руки, ловя мой взгляд своими ярко-голубыми глазами.

– Я так тебя люблю. – Он обхватил мое лицо своими большими, чуть шершавыми ладонями. – Так чертовски сильно, Брук, что до сих пор не знаю, что с собой делать, – сказал он и поцеловал меня в переносицу, обдавая теплым, прерывистым дыханием. – Я так сильно скучал… по всему… по тому, как ты улыбаешься, как смотришь на меня, как пахнет кровать, когда ты со мной. Я люблю тебя так, как ничто в своей жизни, вообще ничто. Это разъедает меня изнутри, как болезнь – сумасшедшее желание приехать за тобой, забрать тебя и никогда не расставаться.

Я начала мелко дрожать, сидя на кончике кровати, все мои эмоции, все мои взбунтовавшиеся гормоны, все мои клетки, все мое существо взбудоражилось от его слов. Между ног покалывало от вожделения и тоски по той необходимой мне дозе Ремингтона, в которой мне неделями отказывали. Даже не пытаясь скрыть эту дрожь, я протянула руку и с нежностью провела пальцами по твердой линии его подбородка.

– Вот это, – слова против моей воли срывались с моих губ, – именно это я постоянно вижу перед собой. Это восхитительное, невероятно красивое лицо. Это лицо – все, что я вижу, все, что я хочу видеть – твое лицо в моей спальне, Реми.

– Черт, да сними с себя уже эту гадость, дай мне взглянуть на мою Брук.

С этими словами он сдернул с меня седой парик и отшвырнул его в сторону, а затем поймал мой взгляд, и… наши улыбки погасли. Воздух между нами начал пульсировать и дрожать, словно наше желание обрело плоть и сейчас дышало и билось в агонии между нами.

– И кому же пришло в голову скрыть эти потрясающие волосы? – пробормотал он, осторожно высвобождая мои спутанные волосы из-под сетки, и это тихое шуршание было единственным звуком, который какое-то время был слышен в комнате.