Ты будешь страдать, дорогая

Значит, Фелипе теперь не выносит даже ее вида, вспомнила она. Что ж, наверное, это так, однако с этим тяжело смириться.

Джемма вошла в распахнутые двойные двери кабинета. С тех пор как она начала работать над портретом, они редко закрывались. На каждый сеанс Агустин приходил по тропинке из своего кабинета, и Джемма догадывалась, что так им и было задумано: он бы работал в кабинете, ее мама в студии, они были бы все время рядом, не мешая при этом друг другу. Что же их разделило, этих двоих влюбленных? Джемма была уверена, что Агустин искренне любил ее маму... Но в кабинет она пришла не к Агустину; тот сейчас нянчится с орхидеями, а здесь работает Фелипе.

- Агустин велел попросить у тебя несколько фотографий нефтяных вышек. - Ее голос звучал ровно, сдержанно, но ей пришлось перед визитом немало потрудиться ради этого. Она практически не видела Фелипе с того дня, когда он сорвал с нее полотенце, чтобы явить свету ее падение. Вернувшись в Англию, ей, наверное, придется обратиться к психиатрам. Она потеряла ощущение реального мира, живет в мире фантазий, как сказал однажды Фелипе. Она все еще любит его, разве это не умопомешательство?

Фелипе поднял на нее глаза от компьютера и нахмурился.

- На кой они ему понадобились?

- Для фона. Он настаивает, чтобы на заднем плане его портрета была нефтяная вышка. Поскольку я их в глаза не видела, кроме как по телевизору, то решила изучить по фотографиям.

Фелипе пожал плечами.

- А где их искать, он случайно не сказал?

- В сейфе, - отозвалась Джемма. Они беседуют почти как нормальные люди!

- Вот, возьми, их здесь целая куча. Сама разберешься. - Фелипе отошел от сейфа, чудовищного старомодного сооружения, которое выглядело как голубая мечта взломщика. Он вручил ей пачку, пальцы их встретились, и атмосфера в комнате вдруг сгустилась, словно перед грозой.

Он чуть усмехнулся.

- От этого нет спасения, не правда ли? Джемма подняла на него затуманенные страданием глаза. Одно-единственное прикосновение - и от этой искры пламя охватывает их огненным кольцом! Но она отрицательно покачала головой.

- Не знаю, о чем ты говоришь...

- Нет, знаешь. Я не понимаю, зачем ты притворяешься. Мне казалось, что наша ночь...

- Замолчи! - крикнула Джемма. - Если ты придаешь той ночи какой-то особый смысл, то выбрось это из головы!.. - Она не в силах была выдержать напоминаний об их любви, такой совершенной, такой чувственной, такой интимной... Закрыв глаза, она покачала головой, а потом сказала:

- Она ничего не значила, Фелипе, ничего не значила...

В тот же миг он оказался рядом с ней, стиснул ее руки. Она в ужасе замерла.

- Нет, значила, черт побери! - взревел он. - Мы отдавались нашей любви без остатка, а теперь ты твердишь свое чертово "ничего не значила"?!

- Да кого ты пытаешься одурачить! - взорвалась в ответ Джемма. - Нечего выдумывать неизвестно что из всего лишь проявленной нами слабости. Ты использовал меня, Фелипе, а потом столкнул с Бьянкой - точно так же, как в Лондоне!

- Бьянка сама решила ускорить свой приезд. Когда ты здесь появилась, мне противно было даже и думать о ней. Я пытался заставить Агустина избавиться от нее, но он отказался. Она, в конце концов, член нашей семьи. Агустин сам организовал ее встречу в Каракасе, ко мне это не имело никакого отношения. Бьянка не нужна мне, никогда не была нужна. Я знал, что говорил, когда сказал, что ты - вся моя жизнь.

Джемма беспомощно смотрела на него. Так вот о ком он говорил по телефону с Агустином! Она ему почти что поверила. О Боже, она ему верит.., но...

- Все изменилось с тех пор, - едва слышно произнесла она, опуская глаза. Все закончилось. Я тысячу раз повторила, но ты не хочешь это признать.

Мучительно долгую минуту он держал ее руки в своих. Оба молчали, но Джемма не сомневалась, что мозг его работает так же лихорадочно, как и ее собственный. С большим трудом она добилась своего и заставила его поверить в завершение их романа. А сама она верит? Но ей хотя бы удалось сохранить свой ужасный секрет, не нанести ему смертельной раны. Эту страшную правду она унесет с собой в могилу.

Наконец он отпустил ее.

- Верни мне снимки, когда они тебе будут не нужны, - чужим, холодным тоном произнес он.

Джемма медленно направилась в студию, механически прижимая к груди пачку фотографий и чувствуя, как ледяное безмолвие проникает в ее тело, в ее душу. Она должна быть в восторге. Все кончено. Она свободна. Совершенно свободна если не считать стыда и вины, которые останутся с ней навсегда.

Она налила себе сока и уселась на кушетку, чтобы разобраться с фотографиями. Снимков оказалось много, большинство из них представляли интерес только для специалистов-нефтяников. Тем не менее она разглядывала их внимательно, чтобы хоть чем-то отвлечь мысли от Фелипе.

С некоторых фотографий, совсем старинных, с ретушью сепией, на Джемму смотрели незнакомые лица - по-видимому, предки семьи де Навас. Джемма слабо улыбнулась. С его-то богатством Агустин де Навас мог бы приобрести для семейных фотографий приличный альбом. Она отложила несколько нужных ей снимков в сторону и вдруг побелела как мел.