Ты будешь там?

Элиот с трудом поднялся с кровати и подошел к окну, из которого был виден приморский курортный комплекс. Отсюда открывался прекрасный вид на океан, остров Алькатрас и на Голден Гейт.[3] Восходящее солнце заливало город то желтым, то красноватым светом. Парусники и грузовые суда уплывали в море под звуки туманного горна.[4] Несмотря на ранний час, на широком газоне у берега моря на Марина Грин несколько человек занимались спортивным бегом.

Знакомый вид из окна немного успокоил Элиота. Пройдет несколько дней, и страшный сон обязательно забудется. Так оно и будет…

Но тут доктор увидел свое отражение в стекле: на вороте пижамы виднелось темное пятно. Элиот изучил его более внимательно.

Кровь?

Сердце врача тревожно забилось. Наверняка во время сна у него пошла кровь из носа — это ему и приснилось. Такое часто бывает. Не стоит переживать…

Вновь обретя душевное равновесие, доктор пошел в ванную принять душ, перед тем как отправиться на работу. Включив воду, он ненадолго замер, углубившись в свои мысли. Комната наполнялась горячим паром. Что-то не давало Элиоту покоя. Что же? Он начал раздеваться и вдруг интуитивно засунул руку в карман пижамы. В нем лежала испачканная кровью салфетка с изображением самого известного моста Сан-Франциско. Внизу красовалась надпись: «Кафе „Голден Гейт“ — аэропорт Сан-Франциско».

Сердце его екнуло, и на этот раз ему не скоро удалось успокоиться.

* * *

Кто знает, может, причиной этих странных событий стала его болезнь?

Несколько месяцев назад, пройдя фиброскопию, Элиот узнал, что у него рак легких. По правде говоря, его это не удивило: он знал, что курение по пачке сигарет в день в течение сорока лет не может пройти безнаказанно. Доктор всегда понимал, какой опасности себя подвергает, и заранее смирился с возможным исходом. Он никогда не хотел и не пытался оградить себя от тех неприятностей, с которыми человек сталкивается на жизненном пути. С другой стороны, Элиот верил в судьбу: если что-то должно случиться, это произойдет. Человек не властен над судьбой.

У доктора была самая опасная разновидность рака — та, которая развивается быстро и почти не поддается лечению. В последнее время медицина сделала важные открытия в этой области, появились лекарства, которые позволяли продлить жизнь больных. Но в его случае было слишком поздно что-либо делать. Опухоль не была обнаружена вовремя, и исследования показали, что в других органах уже образовались метастазы.

Элиоту предложили пройти обычный курс лечения — химиотерапию и радиотерапию, — но он отказался. На этой стадии развития опухоли уже ничего нельзя изменить. Доктор должен был умереть через несколько месяцев.

До сегодняшнего дня он скрывал ото всех свою болезнь, но понимал, что рано или поздно придется все рассказать близким. Кашель все чаще донимал его, боли в области ребер и плеч становились все сильнее; порою совершенно неожиданно его охватывала усталость, несмотря на то, что он имел репутацию человека с железным здоровьем.

Элиот боялся не боли, а реакции близких, в первую очередь двадцатилетней дочери Энжи и лучшего друга Матта, с которым всегда делился и радостями, и горестями.

Доктор вышел из ванной, быстро вытерся и открыл шкаф. Сегодня он выбирал одежду с особой тщательностью: хлопковая рубашка с короткими рукавами, привезенная из Египта, и итальянский костюм. В зеркале он увидел мужественного, хорошо выглядевшего для своих лет человека, на котором не отразилась даже тень болезни. До недавнего времени, благодаря своей несомненной привлекательности, Элиоту удавалось крутить романы с женщинами вдвое моложе его. Но эти отношения никогда не длились долго. Все, кто был близко знаком с Купером, знали, что для него в целом мире существовали только две женщины: его дочь Энжи и Илена.

Илена умерла тридцать лет назад.

* * *

Доктор вышел из дома. Воздух был пропитан солнцем, солеными волнами и ветром. Элиот замер на мгновение, восхищенный красотой зарождающегося дня, потом открыл гараж и проворно забрался в старый оранжевый «Фольксваген жук»[5] — пережиток времени хиппи. Завел мотор и осторожно выехал на бульвар, поднялся по улице Филмор к викторианским домам Пасифик Хейтс.[6] Крутые улицы Сан-Франциско представляли собой некое подобие американских горок, и лихачить на них любили многие. Но Элиот ехал осторожно: он уже был не в том возрасте, чтобы гонять по дорогам и выделывать головокружительные виражи. Перед выездом на улицу Калифорния он повернул налево. Навстречу ему ехал автобус, доставлявший в Чайнатаун первых туристов. Не доезжая китайского квартала, доктор въехал на подземную стоянку, расположенную рядом со зданием собора Божественной Благодати, и подъехал к медицинскому центру «Ленокс», где проработал уже тридцать лет.