Ты будешь только моей

На этом записи не обрывались, но о Никите упоминалось вскользь. Вероятно, он так и не решился прийти или пришел, чтобы убить всю семью.

Ларисины глаза пробегали последнюю запись: «Вчера у озера встретил девчонку, со спины чертовски похожую на Таню». Нет, дальше она читать не будет, и так из глаз текут слезы, а нос покраснел. И коллеги ждут звонка.

Она поднялась со стула и тяжелой походкой направилась к Степану Игнатьевичу.

Глава 24

После снятия бинтов она впала в депрессию. Ей не хотелось жить, есть, пить и даже разговаривать. Мать старалась привести дочку в чувство, но что она могла сделать? Психологи и психотерапевты, узнавая о ее мечте стать актрисой, убеждали: это не самое страшное в жизни. Есть много хороших специальностей, и она обязательно освоит одну из них, ведь она отличница.

Как-то раз мать обратилась к ней с вопросом: могла бы она жить в коммунальной квартире?

— Почему ты спрашиваешь? — ее удивил этот вопрос.

— Я хочу продать нашу квартиру и купить комнату в коммуналке. Тогда хватит денег на лечение, — призналась мать.

— Я никогда не буду жить в коммуналке, — грубо ответила девушка и завернулась в одеяло.

Подслушанный через несколько дней разговор укрепил ее в мысли, что мать собирается продавать квартиру: по телефону она обсуждала возможную цену. Как вихрь, ворвалась она в комнату и заорала:

— Оставь свои штучки! Мне нравится мое лицо! Я хочу жить с таким лицом! Возвращаюсь к жизни в новом облике с сегодняшнего дня! — Она сбавила тон и сказала уже гораздо спокойнее: — А актрисой я быть расхотела. Врачи правы: в мире масса хороших специальностей, юрист, например. Я стану хорошим дорогим адвокатом и накоплю на пластическую операцию.

Женщина, выслушав дочь, опустилась в кресло и заплакала. Ей были решительно непонятны намерения дочери, в частности, непременное желание посещать школу, когда можно было закончить экстерном. Любой чиновник, увидя ее, пошел бы навстречу. Но она не хотела этого.

Одноклассники привыкли к ее новому облику через месяц. Правда, привыкли — слово не совсем точное. Просто при встречах с ней они перестали пугаться, однако по-прежнему отводили глаза, стараясь не смотреть на нее. Однажды классная руководительница Анна Сергеевна пригласила ее в свой кабинет, плотно закрыла дверь и спросила:

— Твоя мама говорила мне, что хотела перевести тебя на экстернат. Почему же ты отказалась?

— Мне нравится ходить в школу. — Она смело глядела на учительницу: ей было приятно, что та тоже отводит глаза.

— Если тебе интересно мое мнение, — продолжала Анна Сергеевна, — то я считаю: тебе некомфортно в коллективе. Послушай меня, экстернат…

— А теперь вы послушайте, — перебила она учительницу. — Знаете, почему я продолжаю ходить сюда? Чтобы видеть вас и быть для вас постоянным укором. Хотите, скажу вам то, о чем никто не знает? Меня изуродовали братья Данченко.

Лицо Анны Сергеевны медленно покрывалось краской:

— Почему же ты не сказала?

— Они обещали убить дорогих мне людей, если я сделаю это. — Она не сводила взгляда с классной руководительницы. — Но теперь об этом знаете вы. Вы можете сказать, что Юрий Данченко неоднократно приставал ко мне и вы рассматриваете его как возможного виновника. Тогда восторжествует справедливость, о которой вы твердите нам каждый день. Ну как, сделаете?

— Видишь ли, — Анна Сергеевна замялась. — У меня муж и двое маленьких детей, пожилая мама.

— Да, — вздохнула она, — у вас семья. А у меня никогда ее не будет. На пятьдесят процентов благодаря вам. — Она схватила портфель и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью. Вопрос об экстернате отпал сам собой.

Глава 25

Ларисины коллеги обсуждали записи в дневнике.

— Неужели мы раскрыли убийство Бобровых, а заодно и наш «глухарь»? — улыбался Скворцов. — Неужели я смогу мотануть на выходные на рыбалку? Как белый человек?

— Я бы на твоем месте не торопился, — оборвал его мечты полковник Кравченко. — Давайте-ка, граждане, проведем экспертизу в домах Кошелева и Боброва.

Лица оперативников потускнели.

— Вы не верите, что Кошелев — убийца? — поинтересовался Константин.

— Не знаю, — честно признался полковник. — Что-то в дневнике Боброва настораживает меня. Кстати, вы показывали фотографию Никиты родным и друзьям Поленова, официантам в ресторане «Теремок»?

— Конечно, — подал голос Киселев.

— И что же?

— В тот вечер в «Теремке» Кошелева не было, — с унылым лицом сообщил Павел.