Ты, я и Париж

Тина попыталась представить, какими именно способами он выбивал признание из Мишкиных братанов, и нервно поежилась.

— Значит, так, Клементина, — телохранитель прошел на кухню, уселся за стол, — больше никакой самодеятельности. Теперь на прогулку будешь выходить только со мной или с Иваном.

— А на экзамены?

— И на экзамены, — сказал он жестко. — Эти четверо, конечно, тебя больше не тронут, но кто знает, сколько еще отморозков в вашем тихом городишке.

— Но…

— Никаких «но»! — прикрикнул он. — Это приказ.

Так она и жила еще целую неделю. Иван с Сергеичем, как и обещали, не отходили от нее ни на шаг и на следующий экзамен по русскому они явились теплой компанией, своим появлением взбаламутив всю школу.

Диктант Тина написала на пятерку — языки всегда давались ей легко, — и телохранители, к которым за неделю она уже успела привыкнуть, устроили ей праздник с тортом и кока-колой. На празднике в качестве почетного гостя присутствовала баба Люба, не трезвая, но и не слишком пьяная, так, в легком подпитии. Соседка провозглашала здравицы за Тину, а Ивана с Сергеичем называла ласково сынками. В общем, вечер прошел в теплой и дружеской обстановке, а утром следующего дня Тинина жизнь изменилась раз и навсегда.

Утром приехал дядя Вася. Он зашел в квартиру в сопровождении неприметного сухонького мужичка, одетого со щегольской небрежностью в белую льняную «тройку» и остроносые «чешуйчатые» туфли. Мужичок уставился на Тину пронзительным взглядом темно-карих, почти черных глаз. Взгляд этот так не вязался с общим легкомысленно-франтоватым видом, что Тина невольно поежилась.

— Здравствуй, Клементина, — первым заговорил дядя Вася.

— Здравствуйте, — она вежливо улыбнулась.

— А у нас для тебя хорошие новости, — дядя Вася сделал драматическую паузу. — Экспертиза все подтвердила.

— Что? — Она почувствовала, как от волнения запылали щеки.

Мужчина в «тройке» властным жестом отодвинул внушительного дядю Васю и сказал без тени улыбки:

— Экспертиза подтвердила, что ты моя дочь…

* * *

— …Эта сгодится? — Тина сунула в руки Яну бутылку.

Он скользнул равнодушным взглядом по этикетке, кивнул.

До отеля мадам Розы шли молча. Он откупорил бутылку и через каждый шаг отхлебывал прямо из горла мерзкое, отдающее сивушными маслами пойло. Девчонка шла чуть поодаль, краем глаза Ян видел, как она неодобрительно косится на бутылку. Плевать! Он твердо решил напиться этим вечером, и он напьется! Завтра голова будет раскалываться от адской боли, но это завтра. До этого еще нужно дожить…

На входе в отель они столкнулись с мадам Розой, которая, бросив быстрый взгляд на бутылку, что-то коротко сказала Тине.

— Что ей нужно? — проворчал Ян.

— Она говорит, что это плохой сорт виски, — Тина улыбнулась мадам Розе, — и что от него бывает очень тяжелое похмелье.

— Передай, что я благодарен за заботу.

Хозяйка выслушала Тину, покивала головой, снова что-то проговорила.

— А сейчас что не так?

— Все так. Она желает нам хорошо провести вечер.

Ян галантно поклонился мадам Розе, улыбнулся самой обаятельной из своих улыбок, сказал:

— Можете не волноваться на этот счет, мне дорог каждый прожитый час. Вечер не пропадет бездарно.

Он не стал ждать, когда хозяйка ответит, а Тина переведет, направился вверх по лестнице.

В номере было тихо, только из распахнутой настежь балконной двери просачивались едва слышные звуки ночного города. Ян, не раздеваясь, рухнул на кровать, бутылку поставил на пол у изголовья. Тина прошмыгнула в ванную, откуда через минуту послышался звук льющейся воды.

Как невежливо! Оставила его одного, лишила своего общества. На кой черт, спрашивается, он взял с собой эту перелетную пташку?! Ян сделал большой глоток виски, закашлялся — мерзость! А все эта маленькая неблагодарная бродяжка. Он ведь дал ей достаточно денег, чтобы купить приличное виски, а она притащила это пойло. Наверняка специально, в отместку за то, что он лишил ее удовольствия пошататься по ночному Парижу. Женщины — вообще коварные существа, и эта ничем не лучше остальных. Ян опять потянулся за бутылкой. Следующий глоток уже не показался таким уж отвратительным — видать, уже привык. Человек ко всему привыкает, в любых условиях пытается выжить и приспособиться…

Бутылка опустела уже больше чем наполовину, а Тина все не выходила из ванной. Ян прислушался — кажется, вода больше не льется. Воображение, подстегнутое алкоголем, живо нарисовало чудесную картинку: ванна на львиных лапах, до краев наполненная горячей водой, а в ванне — Клементина, волосы мокрые, из пенной шапки соблазнительно выглядывают белые плечи и чуть-чуть грудь. Этого «чуть-чуть», намека на намек, Яну хватило, чтобы почувствовать себя живым. Мертвецы же ведь не мечтают о юных девах и не испытывают томления вполне определенного рода. Даже потенциальным мертвецам, заключившим со смертью пакт о ненападении, чужды подобные страсти, а ему вот, оказывается, еще не чужды. А Тина заперлась в ванной и не желает выходить. И плевать ей на то, что для него сейчас ценен каждый момент, особенно такой жизненный….