«Придурок? Я эту маскарадную маску с нового года искала!»- и пока в моей голове зарождался спор, я обратила внимание на доску.
Краем сознания — иначе никак — заметила, что комнатка в голове преобразилась. Там стоял, оказывается не только стол. Теперь там находились и милые обои, и коврик на шикарном полу.
До чего доходят мои степи маразма?!
— Свободны, — и зачем я на доску смотрела? Неважно.
И я первая выбежала из аудитории, направляясь к блоку подруги. Стоп, а что Лис вообще забыл в моём корпусе, когда свой у него находится в другом направлении? Думай, Мартина, думай. Тебе полезно.
«А может он специально?»- предложил человечек с попкорном.
«Да. Ревность, шуры-муры»- поиграл бровями второй.
«Какие шуры-муры, аллё? Это тебе не хухры-мухры! А серьёзные отношения! — человечек-бабушка пригрозила кулачком.
«У них, да и серьезно! Не верю!»- тут же вякнул третий, за что чуть не отгрёб грабелькой.
«А ты не Станиславский, чтоб не верить!»- тут же проворчали несколько человечков.
«Фома неверующая!»- вякнул человечек из-под стола.
И в голове моей несчастной разгорелся нешуточный спор. Кто прав, кто виноват? Неважно. Главное чтоб мне голову не снесли.
— У тебя чего такое лицо перекосилось? — о, я уже до Таньки дошла.
— Думала, — серьёзно ответила.
— Больно с непривычки, да? — спросила она тоном, будто я душевнобольная.
— Язва, — показала язык Долматовой.
— А на самом деле? — мы свернули в туалет.
— А на самом деле, — повторила я растянуто, проверяя свидетелей, — увидела, как Тёма миловался с другой около аудитории.
— Специально, — махнула Таня рукой, будто сама всё подстроила.
— Думаешь?
— А-то! Ты ему три дня нервы трепетала. Вот он и решил проверить чувствуешь ты к нему что-то или нет.
— Боже, Господи, дай мне сил…
Подруга открыла рот, что бы съязвить — сто процентов съязвить — но тут, же захлопнула его, забавно щёлкнув зубами. Потом панически завертела головой по сторонам и, схватив меня за руку, удрала за стенку. Естественно, не ожидавшая такого я, шлепнулась на колени, содрав кожу на руках.
— Ты дурра? — зашипела я зло.
— Поднимайся, — э, а на меня наезжать за что?
Долматова ещё раз свернула, и мы оказались на крыльце академии. Все стоящи, обернулись на нас. Конечно, никто не ожидает, что в одну секунду на улицу вывалятся две девушки, одна из которых, тихо шипя, отряхивает джинсы, а вторая, тем временем, нервно осматривается.
— Какого… ты творишь? — развела я руками.
— Там, это, — замялась подруга, — а он что здесь делает?
Так, или я сошла с ума, или подруга. А мы сошли с ума, какая досада.
— Долматова, матушку дорогую твою, ты о чём?
— Уже о нём, — мне тактично развернули голову, спасибо, что не до щелчка, и тыкнули в брата.
— А он что здесь забыл? — повторилась я, — какого чёрта?
Мартин Тимофей, мой брат близнец, напоминаю, опирался на свою машину и улыбался плавной походкой подплывающей к нему АХИЕВОЙ!
Я же его просила не связываться с ней, дак какого лешего он опять связался с ней? Было очень больно и неприятно.
— Пойдём, а? — раздался надломленный, болезненный голос подруги.
Органы сжались, готовясь выползти из горла. Вот за кого мне будет обидно в тысячу раз сильнее себя. Танька же любит его, а он, а он — мой брат, в котором я видимо ошиблась. Он всё тот же эгоистичный мальчишка, которому проще спрятаться в своём коконе чувств, чем разобраться во всём сразу. Нет, всё-таки мы слишком разные.
Тим чуть повернул голову в нашем направлении, и улыбка чуть не померкла на лице брата. Он совладел с собой, но глаза у него всегда отражали правду. Очень жаль, Тимошка, но сейчас, когда эта мадам вешается на тебя, я простить я тебя не сумею.
— Пойдем, — выплюнула я, резко разворачиваясь на 180 градусов.
До туалета мы шли молча. И Танька, которая всегда шла впереди и тащила меня на буксире, сейчас тихонько семенила сзади, будто я укрывала её от невзгод. Может, так оно и было.
— Она ещё поплатится за это, — резко и бодрым голосом сказала Таня.
— И как? — месть, конечно, моё любимое блюдо, но, ни когда так озлобленно горят глаза.
— У них же тоже выступление будет, да? — я кивнула, — а какого числа? — ответила, — как прекрасно!
— Таня, ты же не хочешь сорвать его? — я, если честно, уже была уверена в своём вопросе.
— Нет, что ты, — голосом стервы ответила подруга, — я просто выведу девочку на чистую воду.
— Тань, — вот это мне не нравилось точно!
— Да, шучу я, — махнула она рукой, — я так низко не падаю. Просто пошучу над одеждой и всё. Пусть и дальше под фанеру поёт.
— Слава Богу. Ты не подумай, но учёба это уже другое дело. Не личное, Тань.
— Я понимаю, но над одеждой, же можно пошутить?
— Можно. Я даже помогу!
Вторая пара прошла незаметнее первой. В голове у меня летали мысли, как и успеть, отпроситься, и как успеть, подсолить Артёмке.
— Все свободны, — и мы опять сорвались со своих мест.
— Будет донельзя смешно, если одних отпустят, а других нет, — фыркнула Стася.
— Ты сомневаешься в талантах Егора? — попыталась отшутиться я.
— Так, — нервно встрепенулся Егор, — пошлите, уже.