Ты моя катастрофа

И зачем я сюда пришла? Он снова смеется надо мной, снова хочет довести до слез. А ведь еще немного и он бы этого добился — мне все еще больно сталкиваться с таким Яном. Я все еще помню его другим.

— Я не буду этого делать.

— Ну тогда проваливай. — говорит он безразличным тоном, подходит к шкафу, что-то ищет, а затем подходит и, дернув на себя мою руку, высыпает мелочь. — Здесь сотка, может, чуть больше, сгоняй в аптеку и купи себе беруши, но просто отвали.

На ватных ногах прохожу мимо пьяной молодежи и выбегаю из его квартиры. Но почему-то ноги сами ведут меня не к себе, а в комнату родителей. Подхожу к шкафу-стенке и открываю нужную мне полку. На каком-то бешенном адреналине хватаю папин травматический пистолет.

Дверь в Янину квартиру все еще не заперта, поэтому, сжимая в немного вспотевшей ладони пистолет, прохожу внутрь и направляюсь прямо к колонкам.

— Вечеринка окончена! — говорю я, вытащив шнур из розетки.

— Ты че творишь?! — кричит кто-то возмущенно. А краем глаза замечаю выходящего из кухни Яна.

Что ж, я просила его по-хорошему. Вскидываю руку и делаю несколько выстрелов в потолок. В квартире тут же начинается лютый кипиш, люди с криками сразу бросаются к двери. У меня всего лишь травмат, но им об этом знать необязательно, по крайней мере, не были бы убуханными, поняли бы это сразу.

Не теряя момента, ныряю в толпу и направляюсь к выходу, оставляя явно взбешенного Яна позади. Я больше не жалкая. Сколько еще раз мне придется ему это объяснять?

Глава 6. Ян

Действительно ли я хотел этого, хотел, чтобы Эля сняла кофту? О да, но только не так, не при всех, не тогда, когда за дверью около трех десятков человек. Я хотел её позлить, хотел доказать самому себе, что все еще имею над ней власть. За эту неделю она уже трижды показала коготки. Первый, когда я встретил их с подругой у подъезда, прошла мимо, словно меня не существует, словно я пустое место. Второй, когда сбежала от меня через запасной выход. И третий — сейчас.

Мне хотелось наказать её за безразличие, за отстраненность и холод, за то, что пришла поздно вечером в квартиру к пьяным незнакомым людям (и плевать, что именно этого я и добивался все эти годы). За то, что выперлась в неприлично коротких шортах, оголяющих её стройные красивые ноги. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы почувствовать, как начинает твердеть мой член. Вот и сейчас я думал не о красотке, готовой разложиться подо мной прямо на кухонном столе, а о ней, отважившейся прийти сюда.

Она повзрослела, за год из угловатого подростка превратившись в красивую девушку, отстригла каштановые волосы по плечи, тем самым открыв миру свою красивую длинную шею. Шею, на которой я всегда мечтал оставить пару (совсем не пару) своих отметин. Точнее она всегда была красавицей, этого не мог заметить только слепой. Поэтому пришлось сделать так, чтобы её считали отбросом — отброса не пригласишь на свидание. А с теми, кого и это не останавливало, мы с Вадимом разбирались иными методами.

Я запрещал ей общаться со своими друзьями, потому что знал — стоит кому-то узнать её чуть больше, как тот бесповоротно влюбится в неё. Эля умела очаровывать, хотя сама и не догадывалась, какой силой она обладала.

Когда она, стоя одна против толпы, несколько раз пальнула в воздух, у меня, если честно, даже немного отвисла челюсть. Я еле сдержался, чтобы не засмеяться. Моя девочка точно выросла, осмелела и посмела бросить мне вызов. Наконец-то!

Когда она стала моя? Сразу. В самую первую встречу, когда я увидел ее, сидящую под деревом у скейт-парка, маленькую, хрупкую, с неутолимой жаждой в изумрудных глазах. Я увидел в ней то же, что было и во мне — мы оба хотели брать от жизни все, что она могла нам предложить, мы оба были голодны.

Я убедился в этом спустя несколько дней, когда увидел ее из окна, стоящей на доске, на которой она явно не стояла до этого. И этот голод пробудил в ней я, голод, с которым она не смогла смириться. И это было до одури приятно.

Когда она впервые назвала мое имя, я понял, что пропал. В день, когда я впервые с ней заговорил, мне было четырнадцать, ей двенадцать, прямо как Миле. Они вообще были во многом похожи, поэтому так быстро сдружились. А мне до сих пор было больно видеть в ней эту схожесть. После того, что произошло, она не имела права быть чем-то похожей на Милу.

Но когда я видел её в компании парней, что-то тёмное просыпалось внутри меня. Я не знал, что делать с собственными чувствами, я хотел разрушать, хотел быть рядом с ней каждую минуту, считывать каждую ее эмоцию. Я не мог быть с ней, четко понимая, что хочу сломать ей шею каждый раз, когда она смотрела в мою сторону, и не мог без нее. И я ненавидел себя за эту слабость.