Ты моя жажда

— И что же за новости мне принес этот маленький птенчик? — спросила бывшая жена Маркуса, потянувшись ладонью к щеке юноши.

Ее пальцы нежно пробежали по пушку на щеке юноши, отчего он покраснел еще больше и опустил глаза.

— Я не птенчик, — запротестовал монах и как-то с неохотой подался назад подальше от мягких рук искусительницы.

— А кто, если не птенчик? Как мне называть моего почтового голубя? — не сбавляя напора, спрашивала Зарина и уже медленно вела указательным пальчиком от щеки вниз. И чем ниже сползала прокладываемая ее пальчиком дорожка, тем сильнее билось сердце невинного юноши, а тело чуть ли не дрожало от переполняемых его ощущений. — Как мне называть тебя, Алессио?

— Вы околдовали меня, сеньора, — задыхаясь, простонал ученик магистра.

— Нет, — подсаживаясь к нему, сказала Зарина, — как я могу околдовать того, кто принимает Слезы Луны? Это твои желания, Алессио. Ты этого хочешь?

— Да, — ответил монах, осторожно и с опаской, положив свою влажную ладонь на колено заклятого врага своего ордена.

— Тс, — прошипела Зарина, убирая руку юноши, — я сама, мой птенчик.

Опытная женщина подняла рясу парнишки и в доли секунды уже сидела на нем. Ее пальцы сильно зажимали волосы юноши, откидывая его голову, а губы впивались в приоткрытый рот. Зарина не церемонилась. Она резко и быстро двигалась на возбужденном жезле монаха, доводя тем самым как можно скорее его до запретного телесного наслаждения. Сейчас ей главное было сделать Алессио предателем веры и ордена, а не получить самой удовольствие. Эти радости тела вампирша отставила на потом, когда их встречи станут постоянными и он сам будет бежать сломя голову к ней. А пока следует повременить с любовными играми. Почувствовав, как ее птенчик весь затрепетал в ней, сеньора Феррат остановилась. Чмокнув в лоб монаха, слезла с него и вернулась обратно на свое место, словно ничего существенного не произошло. Лишь ели заметная ухмылка красовалась на прекрасном лице совратительницы. Чего вот не скажешь о сокращенном ею невинном монахе.

Юноша быстро пришел в себе после первой в своей жизни близости с женщиной. И какой женщиной?! Бессмертной! Помня, как магистр поступил с предателями веры, которые осмелились согрешить с вампирами, Алессио охватила паника.

— Что я наделал?! Я … меня… он… убьет! — причитал юноша, схватившись за голову.

— Не убьет, если ты сам ему об этом не скажешь, — посоветовала причина его греха, самодовольно ухмыляясь. — А в следующий раз будет дольше и еще лучше, мой птенчик, — облизывая пухлые алые губы, пообещала Зарина.

— Не будет, — замотал Алессио головой, — я больше не приду. Я признаюсь сам Его Высокопреосвященству.

Ох, ну до чего ей надоели эти хлюпики и кающиеся паникеры! Ведь может и как на духу все рассказать магистру. Надо отговорить совестливого грешника. И Зарина быстро нашла, чем отвлечь мальчика от совершенного им грехопадения, напомнив о другом более страшном проступке.

— Не забудь покаяться и в воровстве Слез Луны для вампиров, мой птенчик, — потрепав по щечке мальчишку, сказала вампирша.

Лицо монаха побледнело так, что стало казаться мраморным.

— Я не воровал Слезы Луны для вампиров, — еле ворочая языком, пробормотал Алессио.

— А Николет? Разве ты своей дальней родственницы не презентовал пузырек настойки? — добивала своего нового любовника Зарина.

— Она не вампир, — как бы оправдываясь, сказал монах.

— Вампир, мой птенчик, — подтвердила сеньора Феррат, — Она из моего клана. И да она твоя родственница. Не близкая, правда, — жутко засмеялась вампирша, — но почти. Николет мать твоего предка, Алессио.

Мальчик словно выпал в осадок от таких новостей. Ссутулившись и скукожившись, чуть ли не в мячик для тенниса, виновато опустил голову. Он отдал тете Николет свой пузырек, а наставнику сказал, что нечаянно разбил драгоценные капли настойки. Правду говорят: грехопадение начинается с малого. Алессио соврал один раз, и вот куда его завела ложь. В нежные руки коварной искусительницы. Если за первый проступок ученик поплатился бы епитимией, то уже за последующие он расплатится жизнью.

— Ну, что мой птенчик, ты еще горишь желанием исповедаться перед Фердинандом? — с чувством превосходства спросила Зарина.

Не отрывая глаз от своих дрожащих коленок под рясой, Алессио ответил:

— Не называйте меня — птенчиком.

Его голос так же дрожал, как и коленки.

— Я буду называть тебя, так, как хочу, мой птенчик, потому что твоя жизнь в моих руках, — уже без улыбки сказала сеньора Феррат. — А теперь послушай меня, мой птенчик, — специально сделала она акцент на слова обращения к монаху, — передашь Его Высокопреосвященству, что я назову ему три имени, но только при личной встречи. К тому же, отдам ему царскую псину на моих условиях. Ясно?