Ты плакала в вечерней тишине, или Меркнут знаки Зодиака

Рыжов ушел, а Настя принялась рассматривать свое лицо, которое, к ее удивлению, оказалось не таким уж страшным, как она ожидала. Царапины и ссадины, полученные в битве в собственной квартире, располагались в основном на руках и шее, пространные гематомы красовались на ногах. Ей не хотелось идти на кухню и тем более искать туалет. Она выгрузила из косметички все ее содержимое, открыла лосьон и тщательно протерла ватным тампоном лицо, шею и руки. Затем принялась за макияж. Слава богу, театральный грим тоже оказался в косметичке. Пудра и тени снова сотворили чудо. А как с одеждой?

— Ну и что он взял? — сказала она, рассмотрев вещи, которые Савелий прихватил из ее гардероба. — Ну, брюки — ладно. А блузка? Самое время в нарядной блузке с большим декольте «шариться» по Питеру, уходя от погони. Да, блин. Ладно, — она натянула на себя брюки и блузку, заляпанную кровью пижаму сунула в целлофановый пакет.

«Надо будет выбросить», — подумала Прокофьева и брезгливо поморщилась.

— Ну что, ты готова? — спросил, вернувшись от соседа с ключами от дачи и машины, Рыжов.

— Почти, — ответила Настя, расчесывая волосы.

— Ну, тогда идем?! Извини, нам тут рассиживаться некогда. За мной охотятся те же люди, что и за тобой, — сказал Савелий.

— Я готова. Пошли, — поднялась с кресла Прокофьева. — А куда пижаму деть?

— Возьми с собой. Выбросим по дороге, — ответил ее товарищ по несчастью.

Настя положила пакет с окровавленной пижамой в сумку, и они снова отправились в путь, теперь уже в старых «Жигулях» белого цвета, принадлежавших соседу Рыжова Васильеву. Рыжов попросил его никому не говорить, куда он поехал, объяснив это тем, что у него завелась зазноба, с которой ему хотелось бы провести время наедине на свежем воздухе. Он также сунул Васильеву немного денег за молчание. Несмотря на то, что по большому счету Васильев в деньгах не нуждался, он все-таки принял их как должное.

— И она еще ездит, эта старушка? — недоверчиво поинтересовалась Настя, не привыкшая к автомобильному антиквариату.

— И еще как ездит, — ответил Рыжов, давя ногой на педаль газа. — Ого-го-го.

— Савва, погоди, — вспомнила Настя. — Останови возле банкомата. Мой счет, наверное, еще не успели перекрыть, я деньги сниму по карточке.

— Эх, девушка, девушка. И зачем вам деньги?

— На всякий случай, — ответила Настя.

Савелий тормознул возле банкомата.

— Ну вот, — сказала довольная тем, что удалось все-таки снять немного денег, Настя, — теперь поехали. — Она сложила рубли в кошелек и снова села в машину. — Как на этой колымаге можно куда-то доехать, не понимаю.

Они вырулили на Сестрорецкое шоссе и понеслись, если это можно было так назвать, вдоль Финского залива. Поднималось сентябрьское солнце, бросая первые лучи на его воды. Прокофьева прикурила сигарету и приоткрыла боковое стекло машины. Утренний ветерок плеснул ей в лицо прохладой и выбил из рук сигарету.

— Ну вот, покурила, — грустно заметила Настя.

— Возьми еще, — предложил Савелий, протягивая пачку.

— Нет, не надо. Что-то не хочется больше. Далеко еще? — спросила она, глядя на дорогу.

— Почти приехали, — подмигнул ее попутчик. — Чего загрустила, красавица?

— Да, так, что-то… — пробормотала Прокофьева. — А разве есть чему радоваться? — посмотрела она на Рыжова.

— Тому, что жива и практически здорова… Жизнь продолжается. Вот чему радоваться нужно, — ответил Дым. — Ты как хочешь, а я закурю.

«А может, он и прав, — подумала Настя, — надо радоваться каждому дню… Нет дырки во лбу — и то радость. Гм-м… Забавный тип… Что там, впереди, неизвестно. Но с ним как-то спокойно. Может, я влюбилась ни с того ни с сего?»

За Репино они свернули в какой-то пролесок, попетляли по узкой пыльной дороге. На окраине леса стояла избушка только что не на курьих ножках.

— Приехали, — сказал Рыжов. — Здесь и заляжем до завтрашнего утра. А там что-нибудь придумаем. Располагайся, будь как дома. Можешь свежим воздухом подышать, а я баньку истоплю. Сейчас посмотрю, где тут у Дим Димыча дрова?

— Его и в самом деле так зовут? Твоего соседа?

— Да, только по паспорту он Дмитрий Игнатьевич Васильев, а в быту — Дим Димыч. Он сам попросил, чтобы его так называли.

— Он живет под тобой, внизу? — поинтересовалась на всякий случай Настя, по своей журналистской привычке привыкшая выведывать все, что нужно и не нужно.

— Да, я ж говорил. У меня квартира пятнадцать, у него тринадцать.

Дом Настя запомнила тоже на всякий случай. Васильевский остров она знала хорошо, поскольку там располагался ее родной факультет журналистики. Так что в случае чего этот рыжовский дом она могла найти без проблем. Правда, еще не знала зачем, но чувствовала, что возможно туда еще придется вернуться. Она была чуть-чуть фаталисткой и верила в запрограммированность кем-то ситуаций, из которых приходится искать выход, который тоже уже есть. И нужно только не быть олухом, чтобы его увидеть.

Настя бросила сумку на стол в доме и вышла на улицу. Было тепло. Сентябрьское неяркое солнце приятно грело, и Настя сама того не заметила, как задремала, прикорнув на завалинке. Когда Рыжов вернулся, она уже крепко спала.