Ты против меня

– Да вся их семейка ненормальная. Видела его? Хочу, чтобы ты верила, что это они психи, а не я.

– Том, у тебя кровь из носа течет.

Кровь была такая яркая, что резало глаза. Он попытался зажать нос рукой, но кровь просочилась сквозь пальцы и закапала на кафель.

– Дай помогу.

– Не нужна мне твоя помощь.

Она усадила его на унитаз и принесла еще салфетки:

– Зажми здесь. И опусти голову.

Он, сгорбившись, сидел на унитазе, зажав нос. Мокрые волосы на макушке блестели.

– Больно, – сдавленно прогнусавил он.

– Скоро перестанет. Вот еще салфетки.

Том отдал ей окровавленные. Тяжелые и теплые. Элли выбросила их в мусорное ведро, вымыла в раковине руки. На зеркале были кровавые брызги. Она вытерла их рукой – остались розовые потеки. Надо будет потом как следует протереть.

Высушив ладони полотенцем, она открыла шкафчик на стене и достала пригоршню ватных шариков – розовые, белые, голубые, похожие на маленькие облачка. Сполоснула раковину и наполнила ее свежей водой. Хорошо, что ей есть чем заняться, у нее даже пульс замедлился. Наверное, так себя чувствовали медсестры в Первую мировую войну. Она мочила и выжимала вату, а факты тем временем сами лезли в голову.

Война началась 28 июня 1914 года и продлилась более четырех лет. Общее число погибших: более одиннадцати миллионов. Факторы, вызвавшие сильные националистические настроения в Европе… какие факторы, кстати? Элли облокотилась о раковину, чувствуя, как паника захлестывает ее волной. Только на прошлой неделе она зубрила эти факторы. Что с ней происходит?

Пытаясь успокоиться, она встала на колени у ног Тома. Заставила его вытащить салфетки из носа.

– Прекратилось, – сказала она. – Теперь не говори ничего. Я тебя вытру.

– Ладно.

– Сказала же, молчи.

Она вытерла ему губы и вокруг носа. Промокнула бровь. Он тихо простонал, когда она коснулась ссадины на щеке.

Затем повисла тишина – во времени словно окошко открылось, и они взглянули друг другу в глаза.

– Прости, – пробормотал он.

Элли почувствовала, как внутри нее все растаяло; любовь к брату согрела ее. Он не сводил с нее глаз.

– Думаешь, он боксом занимается?

– Да наверняка.

Его лицо подобрело.

– Он первый ударил, Элли. Не мог же я это так оставить. Просто стоять там и принимать удары.

Элли не понимала законы драки – вот в чем проблема. Она искала более дипломатичный способ все решить, но такого просто не было – все сводилось к тому, кто первый бросит вызов и кто выглядит более устрашающе. У Тома в руках оказалось оружие помощнее, он и выиграл. Может, Майки та бутылка даже так не испугала, как ее. И он не считал это нечестной игрой.

– Не надо ему было сюда приходить. И напрашиваться. Понимаешь, о чем я?

Она кивнула.

– Не стал бы я кидаться на него с бутылкой. Просто хотел напугать. А ты что, подумала, я серьезно его искалечу?

– Не знаю. Он улыбнулся:

– Хорошо ты меня шлангом приложила.

– М-да…

– Ты просто ненормальная.

Она сидела у его ног, а он ощупывал лицо кончиками пальцев, морщась от боли.

– Вот тут ничего нет? – спросил он, оттягивая губу языком. Губа опухла, будто его укусили.

– Так, ссадина.

– А с тобой-то все в порядке? – спросил он.

– Да.

– Непохоже.

У нее вдруг горло прихватило, а глаза наполнились слезами.

– Что теперь будет?

– Будет суд. И мы выиграем. А потом все станет как раньше. – Том с нежностью взглянул на нее, как прежде, до того как начался этот кошмар. – Все будет хорошо, Элли.

Двадцать пять

– Всегда мужики. Не обращал внимания? Любые проблемы в мире – и всегда мужики причиной.

– Я тоже, вообще-то, к ним отношусь, мам.

– Знаю, Майки.

– Тогда, может, хватит нас поносить?

Она с самого утра завела эту тему, а поскольку сегодня был день официального слушания, утро у них началось рано, и сестры слушали мать во все уши, словно та рассказывала сказку на ночь, пока та вещала о всех ужасных мужиках, что встречались ей на жизненном пути. Карин ловила каждое ее слово. Ведь если все мужики – козлы, она не одинока. Мать же грелась в лучах ее внимания. Еще бы, открыла новый способ сблизиться с дочкой.

– А ты что это пьешь? Мы же вроде договорились, – сказал Майки.

Мать, словно его не слыша, облизнулась, как голодная кошка, взяла бокал и сделала еще один большой глоток. Майки взглянул на часы – почти восемь утра. Такими темпами она напьется еще до начала заседания.

– Взять хотя бы наш дом, – вещала она. – Всю работу делают бабы: детей воспитывают, убираются, по магазинам ходят и готовят, – и все успевают до того, как уйти утром на службу. Замечал, что женщины могут делать два дела одновременно?

– Я три могу, – заявила Холли. – Вот смотри: ем хлопья, надеваю носки и тебя слушаю.

– Да ты просто гений, – проговорил Майки, потянулся и отнял у матери бутылку.

Та уставилась на него:

– Куда это ты понес?

– Давай меняться. Ты мне бутылку, я тебе завтрак.

– Не хочу я никакой завтрак.

– Надо же поесть перед выходом.