Ты следующий

Нарушаемые божественные принципы свободы и равенства — именно это волновало людей, а не то, как складывать пальцы при крестном знамении. Именно ереси выстрадали сегодняшнее общечеловеческое право на плюрализм.

Некоторые еретики в описаниях инквизиции даже напоминали битников или хиппи нашего времени.

VII

Стояло лето 1963 года, когда Камен Калчев вызвал меня в свой кабинет. Он выглядел мрачным, почти испуганным. Вкратце он рассказал мне, что из ЦК партии в Союз писателей был направлен странный гость: некий Якоб Брантинг, молодой поэт, внук самого Ялмара Брантинга — одного из основателей шведской социалистической партии и глубоко почитаемого бывшего премьер-министра. Отцом же поэта был Георг Брантинг — знаменитый адвокат, один из тех, кто организовал контрпроцесс в защиту Георгия Димитрова. Так что упомянутого поэта следовало встретить наилучшим образом. Но гость оказался чудаком. По словам Камена, он ничем не интересовался и почти не разговаривал.

— На тебя похож, — пошутил в конце нашей встречи взволнованный председатель. — Возьми союзную машину, вези его куда решишь, делайте что хотите, главное — чтобы гость был доволен.

Ко всему прочему у молодого поэта Якоба Брантинга оказалась борода. Представляю, как мозолила она глаза ответственным пуританам, которые брились два раза в день по идеологическим соображениям. Я отвел викинга в одно заведение на берегу Панчаревского озера, надеясь, что водная гладь напомнит ему о родине и смягчит его шведскую душу. Но увы! Не смягчила. Результат был достигнут скорее благодаря ракии. Однако разговор все равно не клеился. «Наш товарищ» не интересовался победами социализма. Наконец, к ужасу красивой переводчицы, я не выдержал и укорил его:

— Слушай, а не экзистенциалист ли ты, часом? Что ты ведешь себя как битник в книжном Ферлингетти?

И тут произошло чудо. Гость оживился, даже улыбнулся — и начал болтать без умолку. Из его исповеди я узнал, что раньше он и на самом деле был битником. Впрочем, все его поведение определялось одним детским переживанием. Когда он пошел в школу и впервые переступил порог классной комнаты, учительница встала с места и заставила весь класс сделать то же самое:

— Дети, это внук великого Ялмара Брантинга! — и на глазах у всех поцеловала ему руку.

Это так потрясло маленького Якоба, он почувствовал себя таким униженным и посрамленным, что решил отомстить своей фамилии. Заставить всех Брантингов стыдиться его, чувствовать то же, что он сам в тот день, когда умирал от стыда. Ради этой цели он перво-наперво стал коммунистом. И начал борьбу против демагогов и социал-предателей — социалистов. Однако после XX съезда и венгерских событий Якоб разочаровался в коммунизме. Стал искать утешения у Камю и Сартра и на какое-то время практически превратился в битника.

— Пожалуйста, опиши мне, что значит стать битником! — стал упрашивать я, поскольку это обстоятельство меня сильно заинтриговало.

— Это тоже болезнь… — вот с каких слов началось его описание.

Я так и не понял, к чему относилось это «тоже», потому что мне не хотелось его прерывать. Якоб будто говорил сам с собой:

— Просыпаешься ты одним прекрасным утром в то время, когда тебе пора вставать, но не встаешь. Лежишь и думаешь: «Как же прекрасно не вставать!» Твоя молодая жена подходит к кровати и нежно говорит: «Дорогой, кофе и завтрак ждут тебя», но ты поворачиваешься к ней спиной. Немного погодя она снова подходит: «Дорогой, кофе совсем остыл, а ты опоздал на работу. Отлежись сегодня дома. Я вызову врача». Тогда ты поднимаешься. Заходишь в кладовку. Напяливаешь на себя самые старые, рваные, грязные и страшные тряпки, хлопаешь дверью и идешь куда глаза глядят. Ты не знаешь, куда ты идешь, но чувствуешь, что это незнание прекрасно. Когда ты идешь в никуда, ты ходишь повсюду. Движение — все, цель — ничто…

— Но это же сказал Бернштейн.

Якоб не обратил на меня никакого внимания. Он бесцельно шагал по своим воспоминаниям: