Ты теперь моя

Нет, прорыва трезвых мыслей не происходит. Это чистое изумление. Сауль ни на миг не дает забыть, с кем я. Его запах, его напор, даже его руки, движения тела — все это, оказывается, уже высечено в моей памяти.

Он горячий и вкусный. Сплетаюсь с ним языками. Пытаюсь пробраться к нему в рот, как он в мой. Пускает не сразу, отражая мои мягкие натиски своим языком. Но когда впускает, Боже, я не могу сдержать стон, чувствуя всю полноту его вкуса и ощущая, как еще одна волна дрожи проходит вниз по его сильной спине.

Ему нравится. Ему нравится. Ему нравится.

Меня начинает серьезно лихорадит. Скрыть я это не могу, да и не пытаюсь. Низ живота сводит болезненно-сладкой судорогой. Между ног становится мокро и горячо.

Ласкаю плечи Саульского руками. Судорожно выдергиваю пуговицы из петель на его рубашке. С упоением веду по голой груди ладонями. И целую. Так, как никого и никогда не целовала. С сумасшедшим голодом и смертельной жаждой. С неоправданным, хлестким и столь же безумным наслаждением.

Мой плащ падает прямо на каменный пол беседки. Платье задирается до поясницы. Ничто не мешает Саулю скользнуть рукой мне в трусы. Я готовлюсь и жду — предвкушаю. Но в тот миг, когда умелые шершавые пальцы раздвигают мои мокрые складки, вдруг замираю, парализованная острой вспышкой удовольствия, и на задержанном рваном выдохе нечаянно прикусываю его губу.

— Пожалуйста… Пожалуйста… Рома… Рома…

— Хочешь быстро кончить? Или в дом пойдем?

— Быстро.

Нет сил терпеть. Я на грани безумия. Мне нужна разрядка незамедлительно.

— А ты заслужила, чтобы кончить, мурка?

Он дразнит, что ли? Не разберу. Да и неважно мне в тот момент. Готова подыгрывать любому тону.

— Заслужила… Я же была хорошей… Была? — сомневаюсь и от этого беспокоюсь.

— Была, — услышав это хриплое подтверждение, невольно выдыхаю с облегчением. — Хорошая девочка… Моя хорошая девочка…

Не совсем, конечно. Но Саульский закрывает глаза, прощая мелкое хулиганство. И мне настолько приятно от этих поблажек, что в какой-то миг даже страшно. Из глаз слезы прорываются, едва удается смахнуть.

Он мною доволен, хвалит меня, называет своей. А я от этого счастлива?

Решаю, что меня тупо на эмоциях заносит. Полностью отпускаю себя, собираясь наслаждаться каждой секундой.

Саульский встает и перемещается вместе со мной. Высаживает на высокий дубовый стол, забросив предварительно на него мой плащ. Распускает ремень, вжикает молнией, приспускает брюки вместе с бельем…

Я зажмуриваюсь и, хватаясь пальцами за полы его расстегнутой рубашки, молочу какую-то ерунду, типа: «Господи, спаси и сохрани!».

Наверное, не вовремя вспоминаю его «Обожжешься, Юля». Наверное… Я ничего уже не соображаю. Мы занимаемся сексом практически каждый день. Я ничего не теряю. Или теряю? Не понимаю.

Внутри меня все сжимается от жгучего трепета, когда Рома оттягивает в сторону полоску моих трусов и прижимается к входу горячим членом.

— Хорошо тебе со мной? Хорошо? — в нарастающей панике зачем-то пристаю к нему с вопросами.

Вместо ответа он просто толкается внутрь меня. Одним мощным движением полностью заполняет мое изнывающее томлением лоно и замирает, прикрывая веки. Я тоже цепенею, пытаясь справиться с пронизывающими мое тело яркими и жаркими импульсами.

Часто дышу, но продолжаю настаивать:

— Хорошо тебе? Скажи…

— Хорошо, — горячо выдыхает мне в шею.

И я удивляюсь, насколько чужое дыхание может возбуждать. Нет, не чужое. Его.

— Мне тоже, знаешь?

— Знаю.

Зафиксировав мое тело в удобном для себя положении, подается назад с задушенным выдохом и двигается до упора с моим громким стоном. Непереносимо острая волна удовольствия проносится сквозь мое тело. Накаляет и взрывает каждый нерв во мне, бесчисленные нейроны, мельчайшие атомы.

— Поцелуй меня, — снова прошу. — Поцелуй…

И он целует. Впивается в мои губы. Всасывает их. Скользит по ним языком, только потом проникает мне в рот. Пьет меня. Осушает. Взамен собой наполняет.

Я — другая.

Глажу крепкую мужскую грудь ладонями, упираюсь ими в напряженно сокращающиеся мышцы. Стискиваю ногами бедра. Прижимаюсь так крепко, словно слиться хочу.

Молния бьет в самую высокую точку. На волнах удовольствия ею оказываюсь я. Взрываюсь. Разлетаюсь. Алкоголь в моей крови разбавляют всевозможные гормоны удовольствия. И я пьянею по-новой, теряя все на свете ориентиры. Кроме одного. Его.

Волшебство заканчивается с последними резкими толчками Саульского. Чувствую попросту непереносимый холод, когда он отстраняется. Не хочу возвращаться в реальность. Поэтому держу глаза закрытыми.

— Ты же не собираешься здесь спать?

— Не знаю…

— Что не знаешь? Юля?

Позволяю ему укутать себя в плащ и унести в дом. Я не то что вещи собрать не могу. Я не в силах себя собрать. Жду, что, уложив меня в постель, Сауль уйдет. Но он впервые остается на целую ночь. Мы занимаемся сексом еще дважды. Сразу, как освобождаемся от остатков одежды, и под утро, когда уже сереет новый день.

Мне хочется спросить, и я спрашиваю:

— И что теперь?

Что-то же изменилось.

Но Сауль смотрит так, будто не понимает посыла.