Ты теперь моя

Шум льющего за окном дождя жизнерадостности не добавляет, но я прорабатываю свое состояние несколькими емкими фразами, которые подобрала сама себе, как лекарство: «Я — молодец!», «Сегодня будет лучше, чем вчера», «У меня осталось еще девять дисков с фильмами», «Эпиляцию ног можно не делать»… С последним лозунгом порываюсь улыбнуться, но эта эмоция стынет на моих губах, когда я веду головой в сторону и улавливаю знакомый мужской запах.

По факту это невозможно, но я больше не одна.

Оборачиваться страшно, поэтому я делаю это так, как приучила себя с детства — рывком и с задержкой дыхания.

— Вижу, что рада мне.

Низкий голос Саульского будто физически меня касается: раздражает кожу, собирает мурашки, просачивается сквозь поры, плавит внутренности.

— Безудержно!

Хочу соскочить с кровати, но прежде чем я успеваю это сделать, Сауль толкает меня обратно на спину и припечатывает сверху своим телом.

— Сейчас же отпусти! Не смей ко мне прикасаться! — ору так отчаянно, голос хрипнет.

Я же его ненавижу… А все равно реагирую. Горячие и шипучие импульсы сотрясают все мое существо.

— Что за хуйню ты вытворяешь, Юля?

— Не буду говорить, пока не отпустишь… Не буду!

Вижу, как сжимается и ходит его челюсть. Ноздри на вдохе напряженно расширяются. Губы искривляются.

— Сейчас у меня нет терпения, чтобы выслушивать твои требования.

Сжимает меня крепче, втрамбовывает своим телом в матрас. Склоняя голову, практически касается моего лица своим. И… резко отстраняется. Сойдя с кровати, принимается копаться в карманах кожаной куртки.

Сажусь и пытаюсь нормализовать дыхание. Машинально разглядываю обнаженного и сильного мужчину, который, никак не привыкну, является моим мужем. Распятие на спине, черные узоры на руках, напряженную крепость внушительных мышц. Смотрю на Сауля и понимаю, что три дня передышки не принесли облегчения. Я не справляюсь. Я все так же убита непонятной смесью эмоций. Из-за нее мне больно дышать.

Безусловно, я осознавала, что Саульский меня найдет, но рассчитывала к тому времени окрепнуть и успокоиться. А оказывается, не получилось.

Распахнув окно, Сауль впускает в комнату влажный промозглый воздух. Машинально обхватываю колени руками и вся сжимаюсь, наблюдая за тем, как он подкуривает и, не отрывая от меня взгляда, делает несколько затяжек.

— Ну? Что скажешь, мурка? Объясни причины своего поступка.

И я понимаю, что не собираюсь молчать. Не смогу. Меня в клочья разорвет этими ненавистными эмоциями. Саульский постоянно выдвигает какие-то требования, что мешает мне озвучить то, что меня… расстраивает? Втихаря зализать раны не получилось. Так пусть знает, если так интересно!

— Объясню, если ты не будешь смеяться, — пытаюсь выставить условия.

Он медленно втягивает табачный яд и так же размеренно густой дымкой его выдыхает.

— Ты подставила всех моих людей. Подвергла свою жизнь опасности. Выставила нас всех идиотами. Мы искали тебя трое суток. Ты сейчас понимаешь, что я говорю? Осознаешь, блядь, всю остроту? Уж поверь, Юля, мне не до смеха.

— Мне тоже не до смеха, — выпаливаю, ощущая, как злость выталкивает из меня все, что за эти дни накопилось.

— Юля, — вроде и не рявкает, а я вздрагиваю. Колючие мурашки рассыпаются по спине и будто замирают, суетливо топчась на месте. Не могу расслабиться. Не могу перестать дрожать. — У тебя пятнадцать секунд, чтобы начать говорить.

Сглатываю и глубоко вдыхаю, игнорируя рвущееся к горлу сердце.

— Ты мне изменяешь?

В этих словах нет злости и боли. В них нет ничего. Наверное, сил не хватило. Выдохнула этот вопрос тихо и потерянно.

На лице Саульского ни единой эмоции не отражается. Брови приподнимаются, выражая скорее пренебрежение, чем удивление. Ответ утверждает это впечатление:

— Не думаю, что мы с тобой в тех отношениях, когда можно ставить вопрос подобным образом.

Жар опаливает мои щеки — из-за смущения, грудь — из-за боли и злости.

— Не думаешь? А в каких мы отношениях? — мой голос звучит высоко. Он режет внутри меня последние струны выдержки. — Ты сволочь! Презираю тебя…

— Открытие.

Я готова броситься и расцарапать Саулю спину, когда он отворачивается к окну и спокойно выпускает в окно струйку никотина.

Вскакиваю на ноги, но все же не решаюсь приблизиться.

— Ненавижу! Слышишь? Ненавижу тебя!

— Прекрати истерику, — повышает следом за мной голос Сауль. Обернувшись, подавляет взглядом. — Я не собираюсь что-то обсуждать в таком тоне.

— Прекратить истерику? — взвинченно переспрашиваю. — Ты не имеешь права что-то от меня требовать!

Саульский делает последнюю затяжку, выбрасывает в окно окурок и спокойно пересекает разделяющее нас пространство.

Внутренне сжимаюсь, но приказываю себе не двигаться. Невольно вскрикивают, когда он дергает меня за плечи на себя. Рывком подтягивает лицом к лицу.

— Имею, Юля, — заявляет с тем же бесящим спокойствием. — Одевайся. Мы едем домой.

— Никуда я с тобой не поеду, — цежу сквозь зубы.

Он сдавливает мои плечи и молча разворачивает в сторону шкафа.

— Я сказал, одевайся.

— А я сказала, нет!