— Не делай так, — отчаянно взываю я, упираясь ладонями ему в грудь. Сама же безумно обнять хочу! Приклеиться с таким давлением, чтобы не только душевную, физическую боль испытать. — Отпусти меня, Рома. Пусти же!
Я должна оставаться сильной…
— Пусти!!! — кричу с исступленным надрывом. — Рома… Пожалуйста…
Я должна оставаться сильной, потому что дома меня ждет самый главный человек в нашей общей вселенной.
— Юля! Я же за тобой все равно приду. Не сегодня, так завтра! Ты понимаешь, что не будем мы порознь?! Не будем! Не сможем!
— Сейчас отпусти… Отпусти! Мне домой нужно!!!
— Зачем?!
— К сыну… К нашему сыну, Рома…
Глава 48
Но, если б в этой жизни я не встретилась с тобой,
Я не узнала б смысла.
© Гузель Хасанова «Необходимый»
Юля
— Момо хорошо говорить по-русски? Лучши?
Отрывая взгляд от окна, смотрю на девушку-японку, которая являлась моей единственной компанией и помощницей на протяжении последнего года. Когда я без каких-либо навыков и знания языка оказалась в Японии, Момо стала моей Пятницей на необитаемом острове.
— Лучше, — заверяю я ее, растягивая губы в улыбке. — Отлично!
Мы познакомились в магазине. Я уже смирилась, что умру с голоду, когда эта милая девушка заговорила со мной на ломанном русском языке и помогла понять, что написано на этикетках.
— Я любить русский. Моя дедушка был русский, — сказала она тогда и искренне улыбнулась, заставив меня на эмоциях прослезиться.
Через какое-то время эта миниатюрная девчушка стала не только моей верной помощницей, но и человеком, которому я могла излить душу. Несмотря на то, что из-за существенного языкового барьера наши разговоры неоднократно заканчивались безудержным смехом.
— Я рос в очень большой семье. Три брата и две сестры младше Момо! Момо знает, как помочь с киддо[12]
.Момо поможет, — заверила она меня, когда родился Богдан.И исполнила свое обещание. Не раздумывая, последовала за нами и в Россию.
— Хватит пить кофе. Не-хо-ро-шо для ребенка.
Промывая над раковиной рис, Момо с улыбкой поглядывает на меня. Она постоянно улыбается. Ее позитивный настрой очень близок по натуре моему. Наверное, поэтому мы так хорошо поладили.
— Нехорошо, — соглашаюсь, но чашку из рук не выпускаю.
Богдан снова всю ночь провисел на груди. Зубы мучают, никак не прорежутся. В пять утра только уснул, потому как вымотался. А я с красными глазами поплелась в душ. После затолкала в себе грамм сто миндаля и принялась за кофе. Никак не могу отказаться от укоренившейся привычки встречать с этим ароматным напитком рассвет.
— Момо может сделать для тебя чай, — я морщу нос, потому что не люблю тот чай, который она заваривает. — А кар-тош-ку? Хочешь?
— Хочу, — смеюсь и киваю.
— Сделаем!
— А с рисом что делать собираешься?
— Суши. Ты любить, я знать.
— Ага. Супер!
— Супер!
— К обеду еще Рита забежит. Посидим вместе.
— Тогда Момо сделает еще сашими. И много соуса.
Много, в понимании моей японской подруги, означает разные виды.
— Я немного отдохну, пока Бодя спит.
— После кофе спать, — цикает, качая головой.
— Ты же знаешь, что я больше вдыхала, чем пила.
Опуская чашку в раковину, демонстрирую значительную наполненность. Девушка одобрительно кивает.
— Сделать для вас вку-с-сный обед. Момо сделать!
— Спасибо, милая, — мимолетно приобнимаю ее за плечи. — Ты — чудо!
— Чудо, — соглашается сама Момо, и я вновь смеюсь, уже по пути к выходу из кухни.
Осторожно открываю дверь в спальню и, крадучись, иду к кровати. Как всегда, при виде сына, в груди горячим теплом разливается безграничная материнская любовь. Это яркое напоминание того, что никого важнее него у меня нет. И, вероятно, не будет уже никогда.
Снимаю халат и забираюсь под одеяло. Долго смотрю на мирно посапывающего малыша. Вот бывает же так, что природа, забывая о материнском наборе хромосом, щедро повторяет исключительно отцовские. Точнее сделать просто невозможно. Однако меня это непонятным образом восхищает и радует.
Я — никудышная мать. Меня перманентно преследует ощущение, что я все делаю неправильно. Богдан даже к своей кроватке не приучен. Спит только со мной. Да и в остальном… Все мне кажется, что я недостаточно хорошо о нем забочусь. Больше всего на свете я боюсь, что недодам ему любви и не смогу обеспечить полноценную родительскую опеку и заботу.
Я очень стараюсь, честное слово. С самого начала, я очень-очень стараюсь. Из-за этого нахожусь в постоянном напряжении и сама понимаю, что так не должно быть, но по-другому у меня просто не получается.
Закрываю глаза, но, невзирая на накопившуюся усталость, сон не идет.
Саульский, черт возьми…
В груди разгорается волнение другого рода. Чем тушить? Сердце абсолютно бесконтрольно начинает стучать с такой силой, что кажется, вот-вот произойдет деформация грудной клетки.
Не думать. Не думать. Не думать!
После встречи в кафе прошло два дня. Все это время Саульский никаким образом не дает о себе знать. Неужели все же отпустил?
Боже, почему я продолжаю об этом думать? Так и должно быть. Это правильно.