Ты у меня одна

Алёна засмеялась. Но ее смех быстро перешел в слезы.

— Что за ф-ф… фигня, — заикаясь, проговорила она и глуповато улыбнулась. Вытерла ладонью мокрое лицо.

Это был не тот плачь, что разрывает грудь, отнимая дыхание и силы. Эти слезы текли удивительно легко. Струились по щекам и, кажется, на вкус не были солеными.

Ваня поднялся, обошел стол и прижал Алёну к себе. Сначала не понял, что она плачет. Она держала руки у лица, и плечи ее чуть содрогались от смеха. Но она плакала, давилась смехом и плакала. От этого ему стало не по себе. Но, может, и к лучшему — пусть поплачет. Хотя те слезы как ножом по сердцу. Потому что там, в сердце, уже ничего не осталось лишнего, что могло бы защитить от этой боли – ни злости, ни обиды, ни ревности. Только страх, что мог свою Мурку потерять. Но какая же это защита?

Алёна, невзирая на боль в плече, крепко обхватила Ивана, наконец-то прижалась к нему, как давно хотела. Руки у него жесткие, и сам Ваня очень напряжен. Она чувствовала это, когда гладила его по спине. Слышала, как грохочет его сильное сердце. Но это самое уютное объятие. Самое нежное и теплое. И пусть Шаурин сейчас злой, неосторожный в словах и грубоватый. Но зато настоящий — без налета равнодушия и отточенности в каждом движении. Нервный и переживающий. Пусть он будет такой. Невозможный. Но любимый. Невозможно любимый.

— Ванечка, ты меня простил?

— За что?

— Ну… за ту глупость…

— Не помню я никакой глупости. Ты сначала натвори что-нибудь, а потом я буду решать: прощать тебя или нет.

— Я соскучилась. — «Соскучилась» - какое-то совсем неправильное слово, но другого Алёна подобрать не смогла. — Это ужасно, когда тебя нет рядом. Это очень неудобно.

— Неудобнее, чем когда я рядом?

— Гораздо.

Он тихо говорил. Она тихо отвечала. И слушала его, закрыв глаза. Но знала, точно видела, как на его мягких губах появляется легкая улыбка, по обыкновению, неприлично обаятельная.

— Хочу шампанского, — очень неожиданно сказала она.

— Какое тебе шампанское? У тебя сотрясение.

— Обычное. Хочу.

— Нельзя. Я точно знаю, что алкоголь противопоказан при сотрясении.

— Да. А еще мне нельзя нервничать. Вот сейчас ты мне не нальешь шампанского, и я буду страшно нервничать. Кстати, чтоб бы знал, после любой черепно-мозговой травмы, независимо от ее тяжести, возможно посттравматическое изменение личности. Склонность к эмоциональным вспышкам, раздражительность, возбудимость, внезапные приступы ярости, сопровождающиеся агрессией, психозы с галлюцинациями и бредом.

— В общем, все плохо.

— Хуже некуда. Я уже нервничаю.

— Один бокал. И спать.

— Хорошо. Слушаюсь и повинуюсь.

— Оно теплое.

— Отлично. Ты не представляешь, как я люблю теплое шампанское.

Шаурин, смилостивившись, открыл шампанское. Правда, не очень охотно. Но все же Алёна получила свой бокал игристого напитка. Собственно, ей пары глотков хватит. Не знала, чем объяснить это внезапное желание, но, казалось, если не почувствует на языке этот вкус, не сможет заснуть.

Ванька налил себе что-то другое. Что-то темное и крепкое, которое он уничтожил одним глотком. Выпил как лекарство и убрал бокал. На стул не присел, остался стоять, оперевшись о столешницу, в ожидании, пока Алёна допьет шампанское.

— Поздравь меня. Я сегодня экзамен в аспирантуру сдала. Первый. Профильный.

— Вот это да. Поздравляю, — ухмыльнулся он, ничуть не удивившись. Так устал за день, что не было сил удивляться. И на какие-то разговоры уже сил тоже не было. И как только Алёна еще держится.

Он шагнул к ней и заправил ей за ухо непокорную прядь. Этого ему показалось мало, решил высвободить волосы из узла. Алёна как-то скрепила их резинкой… которая ни черта не отцеплялась.

— Давно собиралась поступить, да что-то не складывалось. — Потянулась к голове, чтобы распустить волосы, но Ванька отбросил ее руки.

— А сейчас сложилось.

Ну вот, наконец-то шелковистая волна накрыла хрупкие плечи. Он с тайным удовольствием запустил пальцы в золотистый шелк. Осторожно. Чтобы не добавлять головной боли.

— Угу, надо же мне было чем-то заниматься, пока тебя не было. Кстати, а ты придумал, что мне сказать?

Он засмеялся. Вспомнил ее наказ.

— Придумал.

— Да?

— Да.

— Шаурин, ты такой оратор… у тебя обязательно должна быть заготовлена для меня какая-то речь.

— Есть у меня речь.

— Я серьезно. Чтобы красиво.

— И я серьезно. Могу красиво зачитать прямо сейчас.

Алёна улыбнулась, но лукавый огонек в глазах быстро сменился смущением.

— Нет, не надо, — серьезно сказала она. — Мне кажется, я еще не готова.

Алёна спустила ноги на пол, мягко соскользнула со стула и тут же качнулась. Пока сидела, как будто кипела энергией, а на пол встала, и колени подогнулись, голова закружилась. Ваня удержал.

— Надеюсь, у тебя ребра не сломаны?

— Нет.

Тогда он крепко ухватил ее и приподнял, чтобы она обвила его ногами.

— Все, Мурка, спать. Завтра будем обсуждать аспирантуру и актуальность проблемы твоей будущей диссертации.

Они улеглись в кровать, Шаурин помог ей снять футболку.