— Естественно! — проговорила Дениз. Улыбнулась в последний раз. — Я свяжусь с вами! — сказала она и направилась обратно к своей компании.
— Но почему вы не захотели иметь ребенка от собственного мужа? — спросит много позже ее психоаналитик.
— Я не думала о нем как о своем ребенке! Я не могла иначе.
Считала его продолжением Рори, и потому все во мне восставало против этого. Понимала, если сказать Рори, то он решит, что это ребенок Дэвида; и что бы я ему ни говорила, его переубедить было бы невозможно. И еще, сама мысль о том, что придется еще семь месяцев терпеть этот ад, еще более чудовищный, чем прежде, была для меня невыносима. Наверное, я ощущала необходимость изгнать из себя этого беса, удалить его физически. Это была инстинктивная реакция. Едва я осознала, что у меня будет ребенок от Рори, как тут же поняла, что я этого вовсе не желаю! Я ненавидела его, я его боялась; я не могла полюбить порождение этого зла, этого извращенца, этого психопата! Я жаждала гибели его семени. Потому я доверилась Дениз. — На лице у Клэр появилась еле заметная кривая усмешка. — И она повела себя молодцом! Связалась не со мной, с Рори, сказала ему, будто я попросила познакомить меня с «портняшкой», которая ей шьет, превосходно воспроизводя лучшие образцы моделей от кутюр. Своему любовнику Дениз выдавала эти туалеты за оригиналы, а разницу прикарманивала. Посещая сезонные показы моделей, Денизь зарисовывала фасоны и передавала своей портнихе, которая затем изготовляла совершенно потрясающие дубликаты. Эта женщина много лет проработала в салоне Юбера де Живанши и затем ушла оттуда, считая себя не оцененной по заслугам.
Изготовление подделок стало ее местью. — Тут в усмешке Клэр появилась злость. — Ну а аборт — моей! Видите ли, Рори стал поговаривать о ребенке, о сыне, разумеется; ведь он бы был наполовину Баллетер, наполовину Драммонд.
— Он смотрел на меня, как на племенную кобылу — с наилучшей из возможных родословной! Все острил, что надо меня «покрыть», непристойно потешался, гадая, кого бы это подыскать на роль «возбудителя». — Голос Клэр звучал отстраненно, бесстрастно, равнодушно излагая факты. — Но многие месяцы он ко мне не прикасался: ни разу с той самой ночи, когда он меня изнасиловал. — Она подняла взгляд на врача; ее глаза, в обрамлении теней, сверкали ледяным блеском. — В этом совокуплении не было любви, только ненависть и презрение. Он использовал меня.
И Клэр надолго замолчала. Психоаналитик подождал немного, лотом спросил:
— Итак, Дениз позвонила Рори?
— Да. Он был удивлен, но и обрадован. Сказал, наконец-то я взялась за ум. Дениз заехала за мной, сказала Рори, что мы вернемся к ужину, и повезла меня к акушеру. Это оказался молодой человек; очень опытный гинеколог, но основной доход имел от абортов. По-прежнему запрещенные во Франции, они там дороги. После операции мне позволили передохнуть пару часов. Затем в пять часов появилась Дениз, чтобы меня забрать. Доктор дал мне болеутоляющее. Когда мы приехали домой, Дениз сказала Рори, что у портнихи мне стало дурно и что мне нужно отлежаться. Рори уже куда-то убегал, и вникать ему было некогда. Я отправилась в постель, где и провалялась целые сутки. Потом поднялась, и жизнь потекла, — снова кривая усмешка, — по-старому.
— И что вы после всего этого чувствовали?
— Облегчение.
— Не испытывали чувства вины?
— Нет. Только не это. Вовсе нет. Я сделала то, что должна была сделать. Все очень просто. Мысль о ребенке была противна мне, и несравненно больше, чем сам аборт. Я понимала это так: хочу избавиться от некой раковой опухоли, чтобы спасти свою жизнь.
— Почему вы сказали мужу об аборте?
— Из мести. Так я решила покарать его! Он представить себе не мог, — снова кривая усмешка, — что какая-либо женщина может по своей воле избавить себя от его ребенка! Это сильнейший удар по его самолюбию. Вот почему я ему об этом сказала. — Кривая усмешка исчезла, лицо снова приняло неживое выражение. — Я знала, что он никогда мне этого не простит.
— Вам не нужно было прощение?
— Только не его прощение! Я больше не хотела иметь ничего общего с этим человеком.
— Как он воспринял, когда вы ему все рассказали?
— Сначала изумленно уставился на меня. Он был глубоко потрясен, это было очевидно. Никак не ожидал, что я могу проявить столько хладнокровия. Думал, что я по-прежнему влюблена в него, что я не посмею избавиться от ребенка — его ребенка! Потом спросил, почему я так поступила.