Тыл — фронту

Об этом случае я рассказала Вере Рыженковой и Мише Сарайлову. Созвали бюро и решили перестроить проведение комсомольских собраний, чтобы дать молодежи возможность еще и отдохнуть, повеселиться, поднять настроение. Очередное собрание провели в столовой. После официальной части пригласили всех к столу. Заранее все талоны на «удп» отдали нашему художнику дяде Саше — мастеру на все руки. Он приготовил ужин из двух блюд. Овсяный суп дядя Саша сдобрил какой-то ароматной заправкой. На второе — гуляш (по паре кусочков консервированного мяса) с ложкой картофельного пюре. Все казалось необыкновенно вкусным. Такое мы ели впервые за годы войны. А потом — танцы. Было хорошо и весело всем.

Наши собрания проходили интересно, в откровенных и порой острых спорах. Коммунисты, причем не только Йорш, участвовали почти в каждом из них. Как-то незаметно, ненавязчиво старшие товарищи учили, наставляли нас и в то же время внимательно прислушивались к нашим требованиям, нуждам.

Плохо было с обувью. Масло, эмульсия, стружка словно съедали ее. И вдруг в цех привезли несколько тачек босоножек. Колодка-платформа и два ремешка накрест. Мы вмиг подобрали по размеру. Как преобразились девчонки — изменилась походка, стали стройнее. Но возникла другая беда: то у одной, то у другой появились сильные порезы, особенно у контролеров (ходили между станками, где много стружки). Есть такая отметина и у меня. Нам запретили ходить без чулок. Но где их взять? Мы берегли их только для зимы.

Прошли годы. Многие разъехались из Танкограда. Девчата повыходили замуж. Вера Рыженкова — Вера Васильевна Чудникова закончила Челябинский политехнический институт, вырастила сына. На Жодинском автозаводе долгое время была членом парткома. Миша Сарайлов живет в Ленинграде, Вася Шакула — в Челябинске. Исаак Гольдберг окончил пединститут, работает в Калининграде. Приезжал в Челябинск — город юности притягивает к себе. Володя Шенкман, Валя Данилов, Маша Кальченко — бывшие комсомольцы, активисты… Все народ деятельный, добрый.

Однажды, еще в конце войны, случайно встретились на заводе с бывшим комсоргом ЦК ВЛКСМ Яшей Непомнящим. Он приехал из Ленинграда, а я из Москвы, где учились. Встрече обрадовались и, как всегда в подобных случаях, вспоминали нелегкие испытания, доставшиеся нашему поколению.

Яша… Вначале он мне казался слишком строгим, суховатым. Как-то в разгар ночной смены всех членов бюро нашего цеха экстренно вызвали в комитет комсомола. Там Непомнящий начал нам «вправлять мозги»:

— О чем вы только думаете! Задолженность по членским взносам чуть ли не больше всех других организаций…

Возмущение понятно. Но зачем же кричать? Я считала, что головомойку надо устраивать тем групоргам, кто работает спустя рукава, а не всем без разбора. Так и сказала комсоргу ЦК. Разговор как бы запнулся. Помолчав, Яша уже другим тоном сказал:

— Если у тебя нет задолжников, помоги другим групоргам.

— Хорошо… Значит, я могу идти? Надо ведь детали принимать…

На другой же день мы с Верой Рыженковой обошли всех задолжников. В первую же зарплату долги были погашены. А когда мы в цехах стали просить талоны для молодежи, Непомнящий добился, чтобы порядок этот стал не исключением, а правилом по всему заводу. К 25-летию ВЛКСМ многих активистов наградили ценными подарками, отметили благодарностями министерства.

С приходом Непомнящего к руководству заводская комсомольская организация окрепла, развилось соревнование, появился интерес сделать что-то свое, придумать новое. Но не только работой жив человек, даже в такое горькое время, как война. Яша был строг, но и человечен. С приближением победы все чаще появлялись мирные желания. Как-то узнали, что для завода откуплен спектакль в театре музыкальной комедии (да, был когда-то такой в Челябинске!). Когда мы спохватились, билетов уже не было. Вера обратилась к Яше, но и в комитете ничего не осталось. «Ладно, — сказал Яша, — приходите, проведу вас». На беду нашу мы опоздали, в цехе почему-то задержались. Прибежали в театр, а спектакль уже начался. Ну, думаем, все пропало. Но в дверях в зрительный зал стоял Яша и энергично махал рукой: скорее, мол, идите.

Вот эта черта (если обещал — сделай) была главной в его характере. Он и в нас, комсомольских активистах, воспитывал эту обязательность. А еще был искренним и честным, того же требовал и от нас. Ему мы и возражали, и спорили с ним, не опасаясь, чем это может аукнуться в дальнейшем.

Потом Яша уехал в Ленинград. Но в Челябинск приезжал не раз. Ведь Танкограду отдал лучшие годы своей молодости. А теперь его уже нет…

Лев Аронович Йорш мечтал: «Кончится война — поеду жить только в Ленинград. Такой город и такие люди-ленинградцы на всей планете единственные». Он и уехал туда. Только рано умер. Скорблю о нем, как о брате. Как брат, он учил меня, заботился, оберегал. Нет Раи Буновой, доброй, веселой, справедливой. Нет еще кого-то. Это печально. Но жизнь продолжается в наших детях и внуках…