Тысяча и один день. Первый из могикан. Властелин пустоты

– Нет, я был у него в гостях. Там все не так просто, как нам представлялось. Долго рассказывать. Но атаки на Землю не будет, это чужак твердо обещал…

– А тебя не надули?

Резонный вопрос.

– Вот слетаем и проверим, – отвечаю я. – У нас ведь разведывательный поиск, я прав?

– Более или менее, – кричит мне в ухо Мустафа. – У нас тут насчет чужаков разное говорят… В общем, мы идем впереди флота силами одной эскадрильи. Так сказать, боевое охранение. Короче говоря, в случае чего все неприятности наши.

– А когда было иначе? Ты дело говори.

– Докладывает Кестер. К старту готов…

– Замолкни! Тим, ты идешь в моем звене ведомым. Повторяю: ведомым. Держись за мной. Я командую, ты подчиняешься. Без обид?

– Без обид, – ворчу я, хотя мне все же немного обидно. Но с отвычки и в новой капсуле… Нет, все правильно.

Команда на задраивание. Лязг и шипение. С гулом встает на место сегмент шахтового ствола, со смачным поцелуйным звуком присасывается крышка люка. Снова что-то лязгает. Стихло.

– Докладывает Гаев. К старту готов!

– Погоди, Тим… – В голосе Мустафы я слышу нотку сомнения. – Напомни-ка мне: кем я работал на Земле?

– Кончай свои проверки, дояр! Коров ты доил!

– Извини, Тим…

– Извиняю.

– Понимаешь, не поверил я сразу… Ты бы на моем месте поверил? Мы думали, пропал ты, а оно вон как обернулось…

– Всем молчать, пожалуйста! – перебивает новый голос. У него странный пришепетывающий акцент. – Вниманию вновь прибывшего: говорит Онодэра, командир эскадрильи. Рад приветствовать в составе своего подразделения Тима Гаева. Это честь для меня. Уверен, что каждый из нас исполнит свой долг. Да пребудет с нами великий дух Первоматери Аматэрасу-но микото!

Это что-то новенькое. Хотя я что-то слышал насчет национальных особенностей общемирового культа Первоматери. Если у японцев она не Люси, это только их проблемы.

И сейчас же начинается:

– Безухов, Пилар, Гаев – готовность!

Наше звено стартует первым. Ну что ж, тем лучше.

Текут секунды. Капают, как вода со сталактита. Кап-кап. «В двадцать четыре часа набиралась десертная ложка». Откуда это? Из какой тайно прочитанной книги?

– Присыпкин, Швейк, Полайтис – готовность!

– Говорит Швейк. У меня аварийный останов топливной системы.

– Переключайся на резервную. Не суетись, успеешь.

– Я уже на резервной! Плюс перегрев рубки. Сбрасываю программу… Все, ребята, я вне игры. Удачи!

– Черт с тобой, оставайся. Скажи от меня техникам пару ласковых…

– Фердыщенко, Батлер, Магнессон – готовность! Сорель, Мерроу, Оболт-Оболдуев – готовность! Безухов, Пилар, Гаев – старт!

Глухо лязгают замки, освобождая титановый цилиндр. Луна не Ананке – тут есть сила тяжести, и давления воздуха в шахте не хватает, чтобы вытолкнуть капсулу. В дело вступают твердотопливные разгонники. Выгорев, они отстрелятся, преумножив количество рукотворных предметов на поверхности естественного спутника нашей планеты. Что всегда охотно преумножается, так это мусор.

Перегрузка пока что ничтожна – семь-восемь десятых «же», не больше. Чернота на обзорных экранах. Ан нет – вот он, серп Земли! Повис над головой. А поверхность Луны серо-черная. Ну да, верно, сейчас ночь. Солнца не видно. Правее и левее меня клубится подсвеченная ракетным выхлопом лунная пыль и со дна какого-то из лунных морей растут дымные щупальца – это стартовали капсулы Мустафы Безухова и незнакомого мне Пилара. Нас ведет автоматика. Когда надо будет переключиться на ручное, мне скажут.

Ну здравствуй, чернота! Небось соскучилась без меня? А я без тебя – нет. Совсем. Ты не в претензии?..

Ну и правильно. Ты всегда возьмешь свое. Что тебе сердиться по пустякам. А я бы много отдал, чтобы еще раз увидеть земное небо, и не обязательно даже голубое. Можно серое, низкое, с косым дождем. Хоть с градом, хоть с песчаной бурей. Лишь бы земное.

Гул и вибрация – включаются основные двигатели, а разгонники отстреливаются с ощутимым толчком. Перегрузка мало-помалу растет. До земного неба мне еще далеко, но зато я вижу, как вспыхивает лунный горизонт, как на дно лавового моря ложатся длинные пальцы теней далеких гор, и как над зазубренной горной цепью поднимается ослепительный краешек Солнца…

Неплохое начало. Увертюра, будем считать, сыграна. А какова будет моя роль на этой сцене – статиста или ведущего актера – увидим.

16