Тысяча и одна ночь

И мы ехали по морю, от острова к острову, переезжая из моря в море, и ветер был хорош во все время путешествия, пока мы благополучно не прибыли в город Басру. Но я не остался там, а нанял другой корабль и перенес туда все, что со мной было, и отправился в город Багдад, и пошел в свой квартал, и пришел к себе домой, и встретил моих родных, друзей и любимых. Я сложил в кладовые все бывшие со мной товары; и мои родные высчитали, сколько времени я был в отлучке в седьмое путешествие, и оказалось, что прошло двадцать семь лет, так что они перестали надеяться на мое возвращение. А когда я вернулся и рассказал им обо всех моих делах и о том, что со мной случилось, все очень удивились этому и поздравили меня со спасением, и я закаялся перед Аллахом великим путешествовать по суше и по морю после этого седьмого путешествия, которое положило конец путешествиям, и оно пресекло мою страсть. И я возблагодарил Аллаха (слава ему и величие!), и прославил его, и восхвалил за то, что он возвратил меня к родным в мою страну и на родину. Посмотри же, о Синдбад, о сухопутный, что со мной случилось, и что мне выпало, и каковы были мои дела!»

И сказал Синдбад сухопутный Синдбаду-мореходу: «Заклинаю тебя Аллахом, не взыщи с меня за мои слова, которые я сказал тебе!» И они жили в дружбе, и любви, и великом веселье, радости и наслаждении, пока не пришла к ним Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний, которая разрушает дворцы и населяет могилы, то есть — смерть… Да будет же слава живому, который не умирает!»

Рассказ о Далиле-хитрице и Али-Зейбаке каирском

[121]

«Рассказывают также, о счастливый царь, что был во время халифа Харуна ар-Рашида один человек по имени Ахмед ад-Данаф[122] и другой — по имени Хасан-Шуман. И были они творцами козней и хитростей и совершали дивные дела, и по этой причине наградил халиф Ахмеда ад-Данафа почетной одеждой и назначил его начальником правой стороны[123]

, и наградил он Хасана-Шумана почетной одеждой и назначил его начальником левой стороны, и положил каждому из них жалованье — всякий месяц тысячу динаров. И находилось у каждого из них под рукою сорок человек. И было предписано Ахмеду ад-Данафу наблюдение за сушей.

И выехали Ахмед ад-Данаф с Хасаном-Шуманом и теми, кто был под их властью, на конях, и эмир Халид-вали был с ними, и глашатай кричал: «Согласно приказанию халифа, нет в Багдаде начальника правой стороны, кроме начальника Ахмеда ад-Данафа, и нет в Багдаде начальника левой стороны, кроме начальника Хасана-Шумана, и слова их должно слушаться, и уважение к ним обязательно!»

А была в городе старуха по имени Далила-хитрица, и была у нее дочь, по имени Зейнаб-мошенница; и они услышали крик глашатая, и Зейнаб сказала своей матери Далиле: «Посмотри, матушка, этот Ахмед ад-Данаф пришел из Каира, когда его оттуда прогнали, и играл в Багдаде всякие штуки, пока не приблизился к халифу и не стал начальником правой стороны. А тот шелудивый парень, Хасан-Шуман, сделался начальником левой стороны, и у него накрывают стол по утрам и по вечерам, и положено им жалованье — каждому тысяча динаров во всякий месяц. А мы сидим в этом доме без дела, нет нам ни почета, ни уважения, и нет у нас никого, кто бы за нас попросил».

А муж Далилы был прежде начальником в Багдаде, и ему была положена от халифа каждый месяц тысяча динаров; и он умер и оставил двух дочерей: дочь замужнюю, у которой был сын по имени Ахмед аль-Лакит[124]

, и дочь незамужнюю по имени Зейнаб-мошенница. И Далила умела устраивать хитрости, обманы и плутни и ухитрялась выманивать большую змею из ее норы, и Иблис учился у нее хитростям. Ее отец был у халифа башенником[125], и ему полагалось жалованье — каждый месяц тысяча динаров. Он воспитывал почтовых голубей, которые летают с письмами и посланиями, и всякая птица в минуту нужды была халифу дороже, чем какой-нибудь из его сыновей.

И Зейнаб сказала своей матери: «Иди устрой хитрости и плутни, может быть, из-за этого разнесется о нас слава в Багдаде и будет нам жалованье нашего отца…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала шестьсот девяносто девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Зейнаб-мошенница сказала своей матери: «Иди устрой нам хитрости и плутни, может быть, распространится о нас из-за этого слава в Багдаде и будет нам жалованье нашего отца».

«Клянусь твоей жизнью, о дочка, — сказала Далила, — я сыграю в Багдаде штуки посильнее штук Ахмеда ад-Данафа и Хасана-Шумана!»