Тысяча и одна ночь

И старуха взяла вещи и ушла, оставив женщину в рубахе и штанах, и спрятала вещи в одном месте на лестнице, а затем вошла к сыну купца и нашла его ожидающим женщину. «Где твоя дочь, чтобы я посмотрел на нее?» — спросил он старуху. И та стала бить себя в грудь. «Что с тобой?» — спросил юноша. И старуха воскликнула: «Пусть не живет злой сосед, и пусть не будет соседей, которые завидуют! Они видели, как ты входил со мной, и спросили про тебя, и я сказала: «Я высватала моей дочери этого жениха». И тогда они позавидовали и сказали моей дочери: «Разве твоя мать устала содержать тебя, что она выдает тебя за прокаженного?» И я дала ей клятву, что я позволю ей тебя увидеть не иначе, как голым». — «Прибегаю к Аллаху от завистников!» — воскликнул юноша и обнажил руки. И Далила увидела, что они точно серебро, и сказала: «Не бойся ничего! Я дам тебе увидеть ее голою, как и она увидит тебя голым». — «Пусть приходит и смотрит на меня», — сказал юноша и снял с себя соболью шубу, и кушак, и нож, и всю одежду, так что остался в рубахе и подштанниках, а тысячу динаров он положил в вещи. И старуха сказала ему: «Подай свои вещи, я тебе их поберегу».

И она взяла их, и положила их на вещи женщины, и понесла все это, и вышла в двери, и заперла обоих, и ушла своей дорогой…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Когда же настала семьсот вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что старуха, взяв вещи сына купца и вещи женщины, заперла обоих за дверями и ушла своей: дорогой. Она оставила то, что с ней было, у одного москательщика, и пошла к красильщику, и увидела, что тот сидит и ждет ее. «Если захотел Аллах, стало так, что дом вам понравился?» — спросил он. И Далила ответила: «В нем — благодать, и я иду за носильщиками, которые принесут наши вещи и ковры. Мои дети захотели хлеба с мясом; возьми же этот динар, приготовь им хлеба с мясом и пойди пообедай с ними». — «А кто будет стеречь красильню, в которой чужие вещи?» — спросил красильщик. «Твой малый!» И, взяв блюдо, он пошел готовить обед.

Вот что было с красильщиком, и речь о нем еще впереди. Что же касается старухи, то она взяла от москательщика вещи женщины и сына купца, вошла в красильню и сказала малому красильщика: «Догоняй твоего хозяина, а я не двинусь, пока вы оба не придете». — «Слушаю и повинуюсь!» — ответил малый. И Далила взяла все, что было в красильне.

И вдруг подошел один ослятник, гашишеед, который уже неделю был без работы, и старуха сказала ему: «Поди сюда, ослятник!» И когда он подошел, спросила: «Знаешь ли ты моего сына, красильщика?» — «Да, я его знаю», — ответил ослятник. И старуха сказала: «Этот бедняга разорился, и на нем остались долги, и всякий раз, как его сажают в тюрьму, я его освобождаю. Мы желаем подтвердить его бедность, и я иду отдать вещи их владельцам и хочу, чтобы ты дал мне осла. Я отвезу на нем людям их вещи, а ты возьми этот динар за наем осла, а после того как я уйду, ты возьмешь пиалу, вычерпаешь все, что есть в горшках, и разобьешь горшки и кувшины, чтобы, когда придет посланный от кади, в красильне ничего не нашлось». — «Милость хозяина лежит на мне, и я сделаю для него что-нибудь ради Аллаха», — ответил ослятник. И старуха взяла вещи и взвалила их на осла, и Аллах-покровитель укрыл ее, и она отправилась домой.

И когда она пришла к своей дочери Зейнаб, та сказала ей: «Мое сердце с тобой, матушка! Какие ты устроила плутни?» И старуха отвечала: «Я устроила четыре плутни с четырьмя: сыном купца, женой чауша, красильщиком и ослятником, и привезла тебе все их вещи на осле ослятника». — «О матушка, — сказала Зейнаб, — ты не сможешь больше пройти по городу из-за чауша, вещи жены которого ты забрала, и сына купца, которого ты оголила, и красильщика, из чьей красильни ты взяла вещи, и ослятника, владельца осла». — «Ах, доченька, — ответила Далила, — я беспокоюсь только из-за ослятника: он меня узнает».