Читаем Тысяча и одна ночь полностью

«Я вижу, взволнован ты и стонешь в тоске своей,И склонён устами ты красоты хвалить её.Любовью охвачен ты иль стрелами поражён?Так держит себя лишь тот, кто был поражён стрелой.Меня напои вином ты в чаше, и спой ты мне,Сулейму и ар-Ребаб и Танум ты помяни.О, солнце лозы младой – дно кружки звезда его,Восток-рука кравчего, а запад – уста мои.
Ревную бока её к одежде её всегда,Когда надевает их на тело столь нежное.И чашам завидую, уста ей целующим,Коль к месту лобзания она приближает их.Не думайте, что убит я острым был лезвием, —Нет, взгляды разящие метнули в меня стрелу.Когда мы с ней встретились, я пальцы нашёл еёОкрашенными, на кровь дракона похожими,И молвил: «Меня уж нет, а руки ты красила!
Так вот воздаяние безумным, влюбившимся!»

Сказала она и страсть влила в меня жгучую Словами любви, уже теперь нескрываемое:

«Клянусь твоей жизнью я, не краской я красила,Не думай же обвинять в обмане и лжи меня.Когда я увидела, что ты удаляешься, —А ты был рукой моей в кистью и пальцами, —Заплакала кровью я, расставшись, и вытерлаРукою её, и кровь мне пальцы окрасила»,
И если б заплакать мог я раньше её, любя,Душа исцелилась бы моя до раскаянья,Но раньше заплакала она, в заплакал яОт слез её и сказал: «Заслуга у первогоМеня не браните вы за страсть и ней – поистине,Любовью клянусь, по ней жестоко страдаю я.Я плачу о той, чей лик красоты украсили,Арабы в персы ей не знают подобия.Умна как Лукман[232]
она, ликом как у Юсуфа,Ноет как Давид она, как Марьям, воздержана.А мне – горесть Якова, страданья Юсуфа,Несчастье Иова и беды Адамовы[233],Не надо казнить её! Коль я от любви умру,Спросите её: «Как кровь его ты пролить могла?»

И когда Марзуван произнёс эту касыду, он низвёл на сердце Камараз-Замана прохладу и мир, и тот вздохнул и повернул язык во рту и сказал своему отцу: «О батюшка, позволь этому юноше подойти и сесть со мной рядом…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Сто девяносто восьмая ночь

Когда же настала сто девяносто восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Камар-аз-Заман сказал своему отцу: „О батюшка, пусти этого юношу подойти и сесть со мной рядом“. И когда султан услышал от Камар-аз-Заман эти слова, он обрадовался великой радостью, а ведь раньше его сердце встревожилось из-за Марзувана, и он задумал в душе обязательно отрубить ему голову. И теперь он услышал, что его сын заговорил, и то, что с ним было, прошло, и он поднялся и привлёк к себе юношу Марзувана и посадил его рядом с Камар-аз-Заманом.

И царь обратился к Марзувану и сказал ему: «Слава Аллаху за твоё спасение!» А Марзуван ответил: «До сохранит тебе Аллах твоего сына!» – и пожелал царю добра. «Из какой ты страны?» – спросил его царь, и он ответил: «С внутренних островов, из земель царя аль-Гайюра, владыки островов, морей и семи дворцов». И царь Шахраман сказал ему: «Может быть, твой приход будет благословенным для моего сына и Аллах спасёт его от того, что с ним». – «Если пожелает Аллах великий, будет только одно добро», – отвечал Марзуван.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 1
Том 1

Трехтомное Собрание сочинений английского писателя Оскара Уайльда (1854-1900) — наиболее полное из опубликованных на русском языке. Знаменитый эстет и денди конца прошлого века, забавлявший всех своей экстравагантностью и восхищавший своими парадоксами, человек, гнавшийся за красотой и чувственными удовольствиями, но в конце концов познавший унижение и тюрьму, Уайльд стал символической фигурой для декаданса конца прошлого века. Его удивительный талант беседы нашел отражение в пьесах, до сих пор не сходящих со сцены, размышления о соотношении красоты и жизни обрели форму философского романа «Портрет Дориана Грея», а предсмертное осознание «Смысла и красоты Страдания» дошло до нас в том отчаянном вопле из-за тюремных стен, который, будучи полностью опубликован лишь сравнительно недавно, получил название «De Profundi».Характернейшая фигура конца прошлого века, Уайльд открывается новыми гранями в конце века нынешнего.

Оскар Уайлд

Сказки народов мира