Тысяча и одна ночь. Книга 2

"В день пятый расстался я со всеми друзьямиИ мыли потом меня на досках от двери.И сняли все то с меня, в чем прежде одет я был,И снова надели мне одежду другую.Снесли меня четверо на шеях в моленную,И многие близ меня с молитвой стояли;С молитвой нагробною, когда ниц не падают,И все, кто мне другом был, о мне помолились.

Потом отнесли меня в жилище со сводами,Где дверь не откроется, хоть кончится время".

И когда схоронили аль-Фадла ибн Хакана в земле и вернулись друзья и родные, Нур-ад-дин тоже вернулся со стенаниями и плачем, и язык его состояния говорил:

"В день пятый уехали они перед вечером,Когда попрощались мы - простились и тронулись.И только уехали - за ними душа ушла."Вернись", - я позвал её, - спросила: "Куда вернусь?В то тело, где духа нет и крови иссякнул ток,Где кости одни теперь гремят и встречаются?"

Ослепли глаза мои от плача безмерного,И на уши туг я стал - не слышат они теперь".

И он пребывал в глубокой печали об отце долгое время и в один из дней, когда он сидел в доме своего отца, вдруг кто-то постучал в дверь. И Нур-ад-дин Али поднялся и отворил дверь, и вошёл один из сотрапезников и друзей его отца, и поцеловал Нур-ад-дину руку, и сказал: "О господин мой, кто оставил после себя подобного тебе, тот не умер, и такой же был исход для господина первых и последних. О господин, успокой свою душу и оставь печаль!"

И тогда Нур-ад-дин перешёл в покой, предназначенный для сидения с гостями, и перенёс туда все, что было нужно, и у него собрались его друзья, и он взял туда свою невольницу. И к нему сошлись десять человек из детей купцов, и он принялся есть кушанья и пить напитки и обновлял трапезу за трапезой и стал раздавать и проявлять щедрость.

И тогда пришёл к нему его поверенный и сказал ему: "О господин мой, Нур-ад-дин, разве не слышал ты слов кого-то: "Кто тратит не считая - обеднеет не зная", а поэт говорит:

Я деньги храню и дальше от них гоняю -Известно ведь мне, что дирхем - мой щит и меч моимИ если раздам я злейшим врагам богатство,

Сменю средь людей я счастье своё на юре.Так съем же их я и выпью я их во здравье,Не дав никому из денег моих ни фельса.И буду хранить богатства свои от всех я,Кто скверен душой и дружбы моей не хочет.Приятнее так, чем после сказать дурному:"Дай дирхем мне в долг, - я пять возвращу - до завтра.А он отвратит лицо от меня, и будетДуша тут моя подобна душе собаки.

Как низки мужи, лишённые состоянья, Хоть были бы их заслуги ярки, как солнце.

О господин, эти значительные траты и богатые подарки: уничтожают деньги", - сказал он потом.

И когда Нур-ад-дин Али услышал от своего поверенного эти слова, он посмотрел на него и ответил: "Из всего, что ты сказал, я не буду слушать ни слова! Я слышал, как поэт говорил:

Коль есть у меня в руках богатство и я не щедр,Пусть будет рука больна и пусть не встаёт нога!Подайте скупого мне, что славен стал скупостью,И где, покажите, тот, что умер от щедрости!"

"Знай, о поверенный, - прибавил он, - я хочу, чтобы, если у тебя осталось достаточно мне на обед, ты не отягощал меня заботой об ужине".

И поверенный ушёл от него своей дорогой, а Нур-аддин Али предался наслаждениям, ведя приятнейшую жизнь, как и прежде, и всякому из его сотрапезников, кто ему говорил: "Эта вещь прекрасна!" - он отвечал: "Она твоя как подарок". А если другое говорил: "О господин мой, такой-то дом красив!" Нур-ад-дин отвечал ему: "Он подарок тебе".