Тысяча И Одна Ночь. Книга 4

Постой с журавлями ты у табора мисок,И в стане расположись жаркого и дичи.Поплачь о птенцах ката, - о них вечно плачу я, -О жареных курочках с цыплятами вместе.О горесть души моей о двух рыбных кушаньяхНа свежей лепёшечке из плотного теста!

Аллаха достоин ужин тот! Как прекрасен он,Коль зелень макаю я в разбавленный уксус,И рис в молоке овец, куда погружаютсяВсе руки до самого предела браслетов.Терпенье, душа! Аллах, поистине, милостив.И если бессилен ты, он даст тебе помощь.

Потом Джубейр ибн Умейр сказал: "Протяни руку к нашему кушанью и залечи нам сердце, поев нашей пищи". - "Клянусь Аллахом, - ответил я ему, - "Я не съем ни одного кусочка твоего кушанья, пока ты не исполнишь моей нужды!" - "Что у тебя за нужда?"спросил он. И я вынул письмо, и, когда Джубейр прочитал его и понял, что в нем было, он разорвал его и кинул на землю и сказал мне: "О ибн Мансур, каковы бы ни были твои нужды, мы их исполним, кроме этой, которая относится к написавшей это письмо, - на её письмо нет у меня ответа".

И я поднялся сердитый, а он уцепился за мой подол и сказал мне: "О ибн Мансур, я расскажу тебе о том, что она тебе сказала, хотя меня и не было с вами". - "Что же она мне сказала?" - спросил я, и Джубейр ответил: "Разве не сказала тебе написавшая это письмо" "Если ты мне принесёшь от него ответ, у меня будет для тебя пятьсот динаров, а если не принесёшь мне от него ответ, у меня будет для тебя, за то, что ты сходил, сто динаров?" - "Да", - ответил я. И юноша сказал" "Сиди сегодня у меня - ешь, пей, наслаждайся и веселись и возьми себе пятьсот динаров". И я сидел у него и ел, и пил, и наслаждался, и веселился, и развлекал его рассказами, а потом я сказал: "О господин, нет в твоём доме музыки?"

"Мы уже долгое время пьём без музыки", - ответил он мне. А потом позвал кого-то из своих невольниц и крикнул: "О Шеджерет-ад-Дурр!" И невольница ответила ему из своей комнаты, а у неё была лютня - изделие индусов - завёрнутая в зелёный шёлковый чехол. И невольница пришла и села и, положив лютню на колени, прошлась по ней на двадцать одни лад, а затем она вернулась к первому ладу и, заведя напев, произнесла такие стихи:

"Кто не вкусил любви услады и горечи,Отличить не может сближения от разлуки тот,Точно так же тот, кто отклонится от путей любви,Отличить не может пути крутого от ровного,

Неизменно я возражал влюблённым, покуда самЕё горечи и услад её не изведал я,Я не выпил чаши насильно я её горечи,Не унизился перед рабам её и владыкой я.Как часто ночь любимый проводил со мной,И сосал я сладость слюны его из уст его.Сколь краткой жизнь ночей любви для пас была.

С зарёю вместе вечер наступал её.Дал обет злой рок, что заставит он разлучиться нас,И теперь исполнил обет, им данный, суровый рок.Так судило время, и нет отмены суду его.Кто препятствовать господину станет в делах его?"

И когда невольница окончила своё стихотворение, её господин закричал великим криком и упал без памяти, а невольница сказала: "Да не взыщет с тебя Аллах, о старец! Мы долгое время пьём без музыки, боясь для нашего господина припадка, подобного этому. Но ступай в ту комнату и спи там".

И я отправился в комнату, которую она мне указала, и проспал там до утра, и вдруг пришёл ко мне слуга, у которого был мешок с пятью сотнями динаров и сказал мне: "Вот то, что обещал тебе мой господин, но только не возвращайся к девушке, которая послала тебя, и пусть будет, как будто ни ты не слышал об этой истории, ни мы не слышали". - "Слушаю и повинуюсь!"отвечал я и взял мешок и отправился своей дорогой, говоря про себя: "Девушка ждёт меня со вчерашнего дня. Клянусь Аллахом, я не премину вернуться к ней и расскажу ей, что произошло между мною и юношей, так как, если я не вернусь к ней, она, может быть, станет меня бранить и бранить всякого, кто пришёл из моей страны".