Тысяча осеней Якоба де Зута

Голос Фишера выкрикивает гневную тираду на голландском, оканчивающуюся словом «посол».

— Ганноверцы, должно быть, рассказали ему о том, — Катлип прямо‑таки мурлычет от удовольствия, — что готовится.

— Позвать лейтенанта Хоувелла, сэр? — спрашивает Толбот. — Или Смайерса?

— Если японцы отказали, то какой нам прок от голландцев?

Долетает голос Фишера:

— Капитан Пенгалигон! Мы говорить! Капитан!

— Квашеная капуста может помочь от цинги, — изрекает капитан, — но сердитый немец…[115]

Рафферти ухмыляется, изо рта плохо пахнет.

— …скорее помеха, чем помощь. Скажите ему, майор, что я занят. Если он не поймет значения слова «занят», сделайте так, чтобы понял.

За пять минут до полудня, в парадном мундире с золотыми галунами и в треугольной шляпе, Пенгалигон обращается к экипажу, стоя на квартердеке:

— Как и всегда на войне, на чужих территориях все происходит гораздо быстрее. Этим днем состоится сражение. Нет никакой нужды в большой напутственной речи. Я предвижу, что действовать будем только мы: быстро, громко, эффективно. Вчера мы протянули японцам руку дружбы. Они на нее плюнули. Невежливо? Да. Неразумно? Я так думаю. Наказуемо законами цивилизованных стран? Увы, нет. Но этим днем мы накажем голландцев… — хриплые радостные крики некоторых матросов в годах, — …эту банду изгоев, которым мы предложили работу и бесплатный проезд до дома. Они ответили нам наглостью, которую не простит ни один англичанин.

Полотно дождя накрывает горы над Нагасаки.

— Если бы мы бросили якорь у Эспаньолы или на Малабарском побережье, мы бы наградили голландцев захватом их добра и названием этой глубоководной бухты именем короля Георга. Голландцы знают, что я не буду рисковать самым лучшим экипажем в моей жизни, начав штурм Дэдзимы в час дня, чтобы уйти с нее в пять, и в этом они правы: у Японии больше солдат, в конце концов, чем ядер у «Феба».

Одна из двух сторожевых лодок спешит в Нагасаки.

«Гребите хоть изо всех сил, — мысленно говорит им капитан, — вы не быстрее моего «Феба».

— Превратив Дэдзиму в руины, мы разрушим миф о голландском могуществе. А после того, как уляжется пыль и будут усвоены уроки, британскую миссию в Нагасаки, которая прибудет после нас, возможно, на следующий год, встретят более вежливо.

— А если, капитан, — спрашивает майор Катлип, — местные попытаются пойти на абордаж?

— Дадим предупредительный залп, а если его не услышат, вы можете продемонстрировать мощь и точность британских ружей. Убейте, сколько сможете.

— Сэр, — старшина — артиллерист Уолдрон поднимает руку, — похоже, без перелетов не обойтись.

— Наша цель — Дэдзима, но если какое‑нибудь ядро, случайно, долетит до Нагасаки…

Пенгалигон чувствует осуждение стоящего рядом Хоувелла.

— …тогда японцы будут более осторожны с выбором союзников. Пусть эта заводь попробует вкус наступающего столетия. — Среди лиц на такелаже Пенгалигон замечает Хартлпула, который смотрит на него сверху вниз, словно коричневокожий ангел. — Покажите этому порту язычников с оспяными рожами, какой урон может нанести врагу военный корабль Британии, когда он полон праведного гнева!

Почти триста человек с уважением и восторгом внимают капитану.

Он бросает взгляд на Хоувелла, но тот смотрит на Нагасаки.

— Артиллеристы — к орудиям! Ведите нас, мистер Уэц, будьте любезны.

Двадцать человек крутят якорный ворот: цепь скрипит, якорь поднимается.

Уэц выкрикивает команды матросам, рассыпавшимся по мачтам.

«Хорошо управляемый корабль, — любил говорить капитан Голдинг, — что плывущая опера…

Опускаются шпринтовые паруса и кливера, а утлегарь демонстрирует свою крепость.

…где режиссер — это капитан, но дирижером выступает мастер паруса».

Опускаются фок и грот, наступает черед марселей…

Корпус «Феба» напрягается и потрескивает от возрастающей нагрузки.

Ледбеттер, лотовый с уместной фамилией[116], пробует глубину, держась за гитов.

На полпути к моросящему небу, матросы сидят на брам — реях…

Нос корабля — выгнутая дуга ста сорока градусов…

…и, резко дернувшись, фрегат устремляется к Нагасаки.

Просмоленный датчанин никак не может справиться с запутавшейся оттяжкой.

— Позволите отойти, сэр? — Хоувелл указывает на датчанина.

— Идите, — отвечает Пенгалигон. Краткость подразумевает: «И не спешите возвращаться».

— Может быть, нам, — он обращается к Рену, — насладиться зрелищем с носа?

— Великолепная идея, сэр, — соглашается второй лейтенант.

Сильно прихрамывая, Пенгалигон добирается до вантов фок — мачты. Катлип и дюжина морпехов наблюдают за оставшейся сторожевой лодкой. Она — в ста ярдах впереди, жалких двадцати футов в длину, с небольшой надстройкой, еще более неуклюжая, чем доу. Шестеро солдат и два инспектора, кажется, спорят между собой о том, что предпринять.

— Оставайтесь на месте, красавчики, — бормочет Рен. — Мы разрежем вас напополам.

— Мягкое предупреждение, — предлагает Катлип, — прочистит им мозги, сэр.

— Согласен, но, — Пенгалигон обращается к морпехам, — не убивайте их.

— Есть, сэр, — отвечают морпехи, готовя ружья.

Катлип выжидает, пока расстояние не сокращается до пятидесяти ярдов.

— Огонь, парни!