— Да. — Мама замерла. Влада протянула руку к ложке и замерла тоже — не дотянулась. — Ты разве не знал, что они погибли полгода назад. И жена, и дети. Разбились на машине, а он выжил. Один остался. Я же говорила тебе. Или нет?
Так и не опустив протянутую руку, Влада смотрела в шипящий и плюющийся маслом казан.
Они пошли по разбитой дороге к кладбищу, под наползающую тучу. Брюхо тучи насадилось на дальние пики тополей, и так и застряло на полпути.
— Когда Зарина сказала, что сущность в старой школе мне померещилась, я сразу об этом подумала, — сказала Влада после долгого молчания. Она шла по высокой траве, и трава шуршала, как голоса мёртвых. — В том-то и дело. Может быть, мне всё померещилось.
Грустно промычала им вслед корова.
— В каком смысле? — усмехнулся Кир, принимая её слова за сарказм. Влада и шутила, и выступала на конференциях с одним и тем же выражением лица. Трудно было различить.
— Ты говоришь, что я невидимая.
— Я такого не говорил, — поторопился заметить он.
— Не важно. — Влада развернулась к нему лицом, рискуя споткнуться. Не выглядела она обиженной и жалкой, она говорила, перескакивая от слова к слову так резво, что иногда теряла окончания и суффиксы. И Кир не мог понять, куда она клонит. — Так все говорят. Представь ситуацию: я сижу в комнате с тобой, и тут заходит Зарина, вы разговариваете с ней. Когда она выйдет из комнаты, она даже не вспомнит, была ли я там.
Они забрались под брюхо тучи, и стало темнее. Ноги путались в высокой траве и запинались за кучки земли, накопанные сусликами.
— Может быть, есть только то, что нам кажется. — Влада остановилась. За её спиной было кладбище, и светлые надгробные плиты были как овцы — испуганные грозой овцы, сбившиеся вместе. — Тебе, например, казалось, что родственники соседа живы, и они на самом деле существовали.
— Брось, от моего незнания они не могли воскреснуть. — Пока Кир договаривал фразу до конца, он вдруг понял, что она на самом деле имеет в виду. Они не могли воскреснуть, но могли стать тем… Тем, с чем она разговаривала в заброшенной школе. Тем, кто гремел посудой на пустой кухне соседа. Тем, что остаётся от ушедших людей.
— В том мире, где ты не знал об их смерти, — сказала Влада, отворачиваясь. — Я всю ночь пыталась высчитать эту вероятность. Провисания в графиках. У меня ничего не получилось. Нужны другие подходы, другие методики. А я не могу придумать.
Она вцепилась пальцами в переносицу.
Кир спрятал неуместную ухмылку. Когда-то Влада рассказывала ему о конференции: несколько аспирантов и преподавателей, натужно бубнящих о важности фундаментальной науки. Когда выступила она, молчание сделалось загадочным. «Смело», — сказал ректор. Даже вопросов не задали — Влада расстроилась. Она так готовилась отстаивать свои идеи, боялась, что их посчитают абсурдными. Зря боялась, их не посчитали никакими. Поленились посчитать.
— А ты не подумала, что на кухне у соседа просто мог быть кто-то другой. Друзья зашли, скажем.
Влада отняла пальцы от переносицы. Глаза её были усталыми — ещё бы, не спать всю ночь. А потом — кружевные тесёмки, тёплый ноутбук, большая ложка в протянутой руке — навалились дела.
— Это легко можно проверить. Давай проверим, а? Ну пожалуйста.
Так вышло, что Кир не умел ей отказывать.
Подул ветер и сорвал тучу с верхушек тополей. Когда они возвращались к дому, уже посыпал дождь, колко-холодный, странный для жаркого августа. Он загнал гусей под навес и пошёл трепать листья яблонь.
Ноги у Влады были забрызганы грязью по самые шорты. На ходу она ломала сухой бурьян и крошила его в руках.
Через дорогу загорались окна в их доме. На кухне — три, и меланхоличные тени заходили за шторами в гостиной, и одно — на втором этаже. Командор наблюдал за улицей, просунув морду под воротами. В доме соседа не светилось ни единого окна.
Расцарапываясь о крыжовник, Влада пробралась к тёмным окнам. Кир отвернулся: заброшенный дом стоял, погружённый в сумерки, ещё дальше — улица была пуста. Дождь зашёлся сильнее, забарабанил по маленькой красной машинке Зарины.
Когда он снова обернулся к дому соседа, Влады там не было. Ещё покачивались ветви кустарника, но это мог быть ветер. Волкодавы сидели тихо, каждый в своей будке. Чёрные окна безо всякого интереса глазели на мир. А её не было. Не то, что в поле его зрения. Возле дома негде было спрятаться: за крыжовником дорогу перегородила летняя веранда, а дальше — низкая поленница и заросшее поле. Её не было вообще.
Вдалеке застучал поезд. Кир помедлил и сам пошёл к дому. Старая малина плелась по земле, цепляя его за края брюк. Волкодавы навострили уши и подняли головы, похожие на бетонные блоки.
Сосед сидел на вросшей в землю лавке — за домом. Дождь ронял капли ему прямо на лысую макушку. К Киру он обернулся, как будто ждал. Сигарета в суставчатых пальцах потухла и обмякла от дождя.
— Слышишь? — сказал сосед.